Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Оценивая отрицательно происходившие в национал-социалист­ской Германии процессы, посольство в то же время, как показы­вает служебная и частная переписка посла, в какой-то степени проявляло понимание проводимых Сталиным мероприятий по внут­ренней консолидации страны. Строгий централизм и жесткий эта­тизм сталинской системы находили в посольстве сдержанное одобрение [139]. Поэтому в течение ряда лет его сотрудники, с боль­шим мужеством и соблюдая требуемую дистанцию, лавировали между Сциллой сталинской системы и Харибдой гитлеровской дик­татуры. По воспоминаниям Ганса фон Херварта, дипломаты посто­янно «балансировали на канате». Начатая Германией бешеная идеологическая травля, постепенно заменившая двусторонние пере­говоры, и грубое, жестокое насилие, использовавшееся обеими сто­ронами в борьбе с противниками, со всей наглядностью демонстрировали те опасности, которые могли возникнуть в случае дальнейшей эскалации конфликта. Основываясь на глубоком и до­скональном знании русского и советского общества и его руководст­ва, ответственные сотрудники посольства были твердо уверены в том, что эскалация существовавшего между Германией и Советским государством конфликта до размеров острого кризиса могла про­изойти только по вине германской стороны. По единодушному мне­нию группировавшихся вокруг посла графа Шуленбурга лиц, внешняя политика гитлеровского режима была значительно опас­нее. В то время как Сталин, используя все экономические возмож­ности, из последних сил старался внутренне укрепить свою огромную империю, быстрое развитие индустрии и военной машины Германии имело целью военную экспансию. По словам Херварта, «Советы занимали оборонительную позицию и делали все возмож­ное, чтобы предотвратить войну». Гитлер же, напротив, был агрес­сивен и искал конфронтации. Его политика «вела к войне» [140].

Для Шуленбурга, воспитанного на традициях внешней политики старой школы, получившего опыт дипломатической работы на кон­сульской службе в Российской империи и хорошо сознававшего огромное экономическое и военное значение обоих государств, колоссальную бризантность их идеологических систем, вывод мог быть только один: любой ценой предотвратить военное столкновение сторон, всячески способствовать разрядке напряженности и постепенному сближению этих не столь уж и несхожих во внутриполитическом плане режимов.

Министр иностранных дел, а впоследствии посол Румынии в Мо­скве Григоре Гафенку охарактеризовал сложную и в основном па­радоксально анахроническую позицию Шуленбурга следующими словами: «Как это ни странно, но прежде всего дипломаты, которым в одинаковой степени духовно были чужды и большевистское учение и национал-социалистская доктрина, понимали (возможно, благодаря именно этому отчуждению), в какой мере имевшиеся в обеих системах аналогии можно было бы использовать в целях достижения примире­ния и доброго согласия. Ссылаясь на авторитет Бисмарка, (Шулен­бург) часто говорил о естественном совпадении интересов Германии и России и... теперешние трудности в отношениях двух империй при­писывал насильственному и бескомпромиссному антитезису, который национал-социализм противопоставлял большевизму». Гафенку ви­дел в Шуленбурге дипломата, «наилучшим образом подготовленного для проведения реалистической политики, прекрасно отдававшего се­бе отчет в истинной ценности и подлинной искренности (обеих) доктрин.»

Нелепость ситуации, в которой находился посол в Москве, усу­гублялась тем фактом, что важную политическую информацию он по­лучал не из Берлина, а из советских правительственных кругов. В то время как государственные руководители в Берлине считали посла политически неблагонадежным и недостаточно авторитетным или же в пылу бюрократического усердия просто о нем забывали, послу прихо­дилось выслушивать упреки представителей Советского правительства относительно действий Берлина, на которые ему нечего было возра­зить. Так, например, об агрессивном характере германо-японского антикоминтерновского пакта Шуленбург узнал не от своего правительства, а от советского наркома иностранных дел [141]. Находясь в столь двойственном положении, посол избрал определенную линию по­ведения, сочетавшую личную полнейшую искренность с выражением сожаления по поводу происходящего в Германии, на которое он, де­скать, старается влиять, но которое пока оказывается сильнее. Эта линия проявлялась в «характерном для посла жесте, когда он с выражением озабоченной беспомощности воздевал руки к небу». Этот жест, отражавший глубокий внутренний конфликт, до сих пор помнят сослуживцы [142]. Его зафиксировала и советская сторона, хотя долгое время неверно истолковывала [143].

Осенью 1937 г. растущая убежденность в агрессивных намерениях Гитлера в отношении европейского Востока побудила посла, осведомленного о временном ослаблении Красной Армии в результате ликви­дации начиная с июня 1937 г. офицерской элиты в связи с так назы­ваемым делом Тухачевского, а также знавшего о существовании агрессивного германо-японо-итальянского военного союза, возникше­го в результате присоединения Италии в ноябре 1937 г. к антикоминтерновскому пакту, отказаться от позы озабоченной беспомощности и перейти к активному предостережению. Вместе с ним посольство пере­шло с позиции неприятия (в понимании М.Брощата) к осторожной, но в ограниченных пределах активной оппозиции в отношении внешнепо­литических планов Гитлера в Восточной Европе. Показателем такого поворота служит доклад о «проблеме — Советский Союз», составлен­ный ведущими работниками посольства, с которым посол выступил в военной академии в Берлине 25 ноября 1937 г., или ровно через год по­сле подписания тайного дополнительного протокола к антикоминтерновскому пакту [144].

Свое широко задуманное историко-политическое выступление пе­ред молодым поколением немецких офицеров Шуленбург начал с указания на важное место России в «прусско-германской истории по­следних двух столетий», на «значение позиции России для политики Бисмарка в период создания государства...». Шуленбург отверг как аб­сурдное утверждение о том, что якобы сложившееся стараниями Совет­ского Союза соотношение сил представляет угрозу для Германии. Напротив, заявил он, «усиливающийся страх перед Германией привел к тому, что отношения Советского Союза ко всем остальным государст­вам еще больше стали зависеть от его отношения к Германии. Любое усиление Германии воспринимается в Советском Союзе как собствен­ный неуспех». По словам Шуленбурга, внешнюю политику советского руководства определяет в первую очередь «потребность в международ­ном спокойствии». И только агрессивная германская политика на международной арене, нацеленная на сколачивание блоков, вы­нуждает СССР стремиться к созданию «единого франко-англо-совет­ского фронта против фашистских государств».