Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Записка без подписи из посольства в Москве от 7 июня 1939 г. (ADAP, D, VI, № 490, S. 549-551).

Именно в эти дни на английской стороне при поддержке Хевеля и с ведома Риббентропа (а также в последующем и Гитлера) пытался создать противовес посольский секретарь Адам фон Трот. Советское правительство с подозрением следило за его усилиями (GSA, S. 418; Henry О. Malone . Adam von Trott zu Solz. Werdegang eines Verschwörers 1909-1938. Berlin, 1986, S. 217f).

Teske . Köstring, S. 135.

Кулондр в адрес Боннэ 15 июня 1939 г. (DDF, 2, XVI, п°434, р. 827).

Записей этой беседы нет. Выводы можно сделать из сообщений Россо о намеках Шуленбурга (по его возвращении) и из сообщений американского поверенного в делах Граммона о высказываниях рефе­рента (Херварта) во время отсутствия посла и после его возвращения, а также на основании некоторой немецкой, итальянской и французской дипломатической переписки из Берлина.

Россо в адрес Чиано, 27 июня 1939 г. Выдержка из телеграммы министерства иностранных дел итальянскому посольству в Берлине за № 13674 от 28 июня 1939 г. (MdAE, Affari politici, Russia п. 35 (1939.3), Rapporti politici Russia-Germania). Послание Граммона государствен­ному секретарю от 19 июня 1939 г. (с пометкой, что посол первоначаль­но предполагал через неделю вернуться, однако по желанию Риббентропа задержался на несколько дней, чтобы «подождать реше­ния германского правительства, касающегося отношений с Советским Союзом») и от 29 июня 1939 г., в котором говорится: »Посол в Берлине имел несколько бесед с Риббентропом, однако получить от него точных инструкций относительно прямых предложений Советскому прави­тельству не удалось (FRUS, I, General, No. 324,351, p. 325-327).

Беседа Риббентропа 16 июня 1939 г. в Берлине с японским по­слом в Италии Т. Сиратори (ADAP, D, VI, Nr. 529, Anm. 2, S. 608).

В ходе этих усилий, вероятно, и возникла запись начальника политического отдела, заместителя статс-секретаря д-ра Вёрмана от 15 июня 1939 г., т.е. на третий день переговоров Шуленбурга в мини­стерстве иностранных дел (ADAP, D, VI, Nr. 529, S. 607-608; Rossi, Jahre, S. 19,31; Schorske. Ambassadors, p. 504; Kordt. Akten, S. 310; Allard . Stalin, S. 130f.; Braubach. Weg, S. 20). Как сообщил Вёрман, его в этот день посетил болгарский посланник (Драганов) и рассказал о бесе­де, которую он имел накануне с Астаховым; при этом Астахов, по его словам, высказался против заключения договора с западными держа­вами и за сближение с Германией и в связи с этим упомянул о советских притязаниях на румынскую Бессарабию. Астахов указал на неясность германских намерений («Майн кампф») и заявил, что Советское пра­вительство хотело бы, чтобы немцы высказались определеннее. Запись Вёрмана представили Гитлеру, который якобы заявил, что если дело дойдет до заключения союза между западными державами и СССР, то он отменит акцию против Польши и в сентябре в самом деле проведет объявленный «съезд мира». А если западные державы «осрамятся и уйдут домой с пустыми руками, то я смогу разбить Польшу, не опасаясь конфликта с Западом» (Kordt. Akten, S. 310). Оценивая данный эпизод, следует иметь в виду, что Драганов старался не только для Болгарии найти бесконфликтное решение польского кризиса. Он пользовался до­верием гитлеровского правительства (Э. Кордт) и хорошо осознавал степень своего влияния. Свою озабоченность обострением положения он продемонстрировал еще несколько месяцев назад. По словам Вайц­зеккера, 17 апреля 1939 г., т.е. вдень разговора Вайцзеккера с Мерека­ловым, Драганов в сопровождении двух болгарских министров явился к нему с просьбой — «в нынешнем опасном для Германии положении» по­заботиться о снабжении Болгарии военными материалами (ADAP, D, VI, Nr. 218, S. 223). Учитывая болгарские интересы, не удивительно, что он пошел дальше и, ссылаясь на мнимые советские ревизионист­ские планы, настаивал на выдвижении предложений по пакту. Как справедливо дважды подчеркивает в своих записях Вёрман, совершен­но неясной остается роль Астахова в якобы состоявшемся предшество­вавшем разговоре. В том, что два дня спустя Шуленбургу повстречался иной Астахов, совсем не похожий на описание Драганова и Вёрмана, нет ничего странного. Как задокументировано в записях Астахова, Драганов в розовых тонах описывал возможности стабилизации поло­жения в Восточной Европе, связанные с заключением пакта и взаимно­го разграничения «сфер влияния»!

Кулондр в адрес Боннэ, 15 июня 1939 г. (DDF, 2, XVI, п°435, р. 830).

ADAP, D, VI, №530, S. 608-609.

В тот же день (15 июня 1939 г.) Кулондр написал Боннэ, что в настоящее время на Вильгельмштрассе граф Шуленбург пытается ор­ганизовать торговую делегацию в Москву. «Рейх рассчитывает сделать Москве очень выгодные предложения и наладить между двумя страна­ми торговый обмен на самой широкой основе. Если англо-русский дого­вор не будет заключен, то это экономическое сотрудничество было бы, по мнению руководства рейха, лучшим средством подготовки почвы для политического сближения двух стран... В берлинских официаль­ных кругах говорят о необычных предложениях для России... и о жела­нии Германии любой ценой достичь этого». Такие предложения, по мнению Кулондра, вполне могли побудить Россию вести параллельные переговоры с обеими сторонами — «тактика, таящая опасность для мира в Европе» (DDF, 2, XVI, п. 434, р. 828).

Учитывая полученные Хильгером в Берлине впечатления, он во время беседы должен был вести себя крайне сдержанно. Поверенный в делах Типпельскирх пытался смягчить негативный исход беседы, когда пояснил, «что едва ли можно было ожидать немедленного согласия Ми­кояна с германским предложением, зная образ мыслей и методы веде­ния переговоров Советского правительства, которое сейчас чувствует себя уверенно. Периодически повторяющиеся утверждения Микояна о том, что за нашим предложением относительно переговоров ему видит­ся политическая игра, должно быть... в какой-то мере отражают его по­длинное мнение». Как подчеркнул Микоян в разговоре с Хильгером, он все еще не верит, «что речь не идет о продолжении политической игры, в которой в настоящий момент заинтересована германская сторона и из которой она, по всей видимости, надеется извлечь выгоду». В заключе­ние он заявил, «что не может изменить... свое мнение относительно то­го, что германский ответ является не совсем благоприятным» (ADAP, D, VI, Nr. 543, S. 622-624). И.Ю. Андросов («Накануне...», с. 142) оце­нил позицию Хильгера неверно.

Микоян отклонил приезд Шнурре до устного разъяснения гер­манских представлений и закончил разговор, заметив, «что он... не мо­жет решиться... на риск» подобного рода (ADAP, D, VI, Nr. 568, S. 658-659). Вернувшись, Шуленбург на запрос Берлина объяснил предполагаемую «тактику Микояна» тем, что Советское правительство не желает, чтобы приезд германского специального уполномоченного вызвал сенсацию; оно, мол, считает, «что, возобновляя экономические переговоры именно в настоящий момент, мы рассчитываем повлиять на позицию Польши и извлечь из этого определенную выгоду. Оно опаса­ется, что, получив эту выгоду, мы вновь потеряем к переговорам всякий интерес». Шуленбург видел два пути, которые помогли бы развеять по­дозрения. Можно было предложить Микояну направить в Берлин для переговоров компетентного специального уполномоченного, наделен­ного всеми необходимыми правами, или же поручить самому послу продолжить переговоры в Москве (послание Шуленбурга в министер­ство иностранных дел от 27 июня 1939 г., в: ADAP, D, VI, Nr. 570, S. 660-661). Его предложения натолкнулись в Берлине на сильные воз­ражения (запись Шнурре от 28 июня 1939 г., в: ADAP, D, VI, №576, S. 669-670). Позже Советское правительство в самом деле пошло по первому пути и поручило экономическому специалисту Бабарину вес­ти переговоры в Берлине.