Кеннет Бийр - Суда-ловушки против подводных лодок - секретный проект Америки

А Легуен, словно пронзая взглядом толщу темных вод Атлантики, представил себе образ черного корпуса подлодки прямо по курсу и готового получить смертельный удар от «Эвелин». Он перешел в ходовую рубку, где мог лучше слышать данные, нараспев передаваемые гидроакустиком. Он должен был как можно точнее определить, в какой момент бросить глубинные бомбы после прохождения над целью, поскольку бомбосбрасыватели находились на корме с обоих бортов и имели угол прицеливания примерно в 10° по отношению к бортам. На «Эвелин» не было приборов, которые могли бы рассчитать точный момент бросания. Еще одна переменная величина — точность измерения расстояния гидроакустикой и записывающей аппаратурой, из которых ни первое, ни второе не были откалиброваны. Легуен чувствовал, насколько слабо «Эвелин» подготовлена для атаки по лодкам в погруженном состоянии.

Легуен подвел «Эвелин»/«Эстерион» с боевым вымпелом на гафеле на расстояние в пределах тысячи ярдов до точки «Зеро» — точки местоположения воображаемой цели. Лайонел Кук определил пеленг на маяк Сент-Августин в 283°30′ и расстояние до него в 11 миль. Мец сделал запись в журнал. Я оставался на правом крыле мостика и смотрел в бинокль, не отрывая взгляд от места, в котором воду взметывали взрывы глубинных бомб эсминца. Я ничего не обнаруживал на поверхности и докладывал об этом. Легуен потребовал доклада гидроакустика. Мичман Лукович ответил, что опускающаяся головка гидролокатора не действует. Возможно, близость взрывов бомб эсминца подействовала на приборы, выдвигающиеся из корпуса судна вниз. Было очевидно, что поврежден излучатель и нарушена схема. Пассивная слушающая часть еще могла принимать сигналы, но головка не поворачивалась. Активная система вышла из строя и эхолокация стала невозможной. Легуен был взбешен, чтобы не сказать более. Прежде, чем Легуен смог обдумать свой следующий шаг, он почувствовал отсутствие вибраций двигательной установки и то, что корабль движется по инерции. Из машинного отделения на мостик позвонил Ги Браун с крайне неподходящим к моменту сообщением. Он заявил, что протекающий желоб гребного вала может не выдержать удара глубинной бомбы. Сальник вала, подшипник и уплотнители сильно пропускают воду. Это разрушение в месте выхода гребного вала из корпуса в море восстановить невозможно. Ги Браун сообщил еще, что временную починку он может сделать, но на это потребуется время и после этого длительное движение будет все же невозможно. Затем главный механик сказал, что он должен остановить главную машину. Легуен повернулся к Нэвиллу, и, словно отстраняясь от печального сообщения Ги Брауна, сказал:

— Ларри, я хочу пройти с глубинной атакой по этому немцу.

Нэвилл не ответил. Когда серьезность сообщенного Ги Брауном была понята Легуеном, он вызвал его на мостик.

По всему кораблю шла подготовка к атаке. Шванер доложил, что глубинные бомбы перепроверены в бомбометах и готовы к бою. Командиры орудий доложили о готовности к стрельбе. Ги Браун поднялся на мостик:

— Капитан, я по пути сюда узнал еще одну неприятную новость: похоже, что главная машина сдвинулась на своем фундаменте. У меня проблема по выравниванию…

Легуен сердито прервал его:

— Черт возьми, что это значит, шеф?

Ги Браун продолжил:

— Конкретно это означает следующие две вещи: если я пущу машину в том виде, как она есть, она разнесет свои подшипники, замотает их, сожжет или разорвет. Второе — если мы совершим атаку, она может соскочить со своего фундамента и провалиться сквозь дно этого проклятого корабля. Если взорвутся котлы, у нас внизу будет огненный ад. Я ничего не могу гарантировать, но если вы хотите атаковать, мы будем держаться и надеяться на лучшее.

У Легуена не было оснований сомневаться в оценке ситуации, высказанной главным механиком. Нэвилл, постоянный арбитр в спорах, готов был вступить в разговор, но надеялся, что командир несколько успокоится и снова вернется к рассудительности.

— Боже, — воскликнул Легуен, — теперь я знаю, почему Вашингтон ожидал, что продолжительность моего командования составит только тридцать дней. Если меня не утопят немцы, я уничтожу себя сам. Хотел бы я этот так называемый военный корабль направить на…

— На Конститьюшн-Авеню? — закончил Нэвилл.

Я чуть не рассмеялся вслух. Даже Легуена позабавила такая концовка. Но серьезностью ситуации пренебречь было нельзя. Несколько успокоившийся Легуен остановил атаку, хотя и продолжал давать волю своему расстройству.

В 04:18, примерно за два часа до утренней зари, Легуен решил подойти к подлодке как можно ближе и оставаться на месте, не позволяя ей всплыть до рассвета. Если лодка двинется или поднимет перископ, Легуен собирался атаковать ее глубинными бомбами, не останавливаясь перед собственными повреждениями. Если она всплывет, Легуен обстреляет ее или будет таранить, хотя артиллерийская дуэль ему казалась предпочтительной. Казалось, Легуен был полон решимости не отпускать эту лодку. Он также считал, что лодка может быть уже настолько повреждена, что не в состоянии двигаться или уже погибла. Он решил ждать и слушать. Краткий перерыв для все еще разочарованного и расстроенного Легуена был кстати. Он должен был поразмышлять, обдумать варианты, определить степень вероятности и взвесить шансы, а затем отдать приказания. В то же время требовалось выполнить на корабле немало ремонтных работ.

Офицеры и матросы разошлись по всем направлениям. Мичман Лукович и старшина электриков Эрл Боулинг спустились в колодец гидролокатора, чтобы отыскать неисправности и, по возможности, устранить их. Они определили, что повреждено то, что находится снаружи корпуса корабля и недоступно. Боцманмат Роджер Мец решил про себя, что стоит выполнить такое обдуманное и полезное действие, как отправить вестового на мостике матроса Меркюри «Быстроногого» Брауна в кают-компанию за горячим кофе для троих находившихся на мостике офицеров.

«Быстроногий» Меркюри Браун грациозно подчинился и вернулся на затемненный мостик с подносом и тремя чашками на блюдцах и тут же столкнулся в лоб с каменно-сердечным «морским волком» боцманом Лайонелем М. Куком, самопровозглашенным грозой всех «ненастоящих» моряков. Горячий кофе выплеснулся из чашек на блюдца, на поднос и на живот Кука. Кук взревел, как только может реветь просоленный моряк — с употреблением прилагательных и наречий, давно уже изгнанных из «Справочника по морским терминам и их применению». «Быстроногий» предпочел бы в этот момент оказаться на германской подлодке вместо лужи кофе и унижения. Рулевая рубка была основательно протерта сами понимаете чьей рубашкой, а Роджер Мец, невольный виновник инцидента, спас остатки кофе и предложил неполные чашки нам с Нэвиллом и Легуену. Мы не отказались от теплого еще напитка.