Валерий Лобачев - И печатью скреплено

Наставление Олега

Велемудр оживился - дошло до переговоров. Ему надоело заниматься необходимыми, но простыми вещами в походе. Он устал ждать, пока сломается гордость ромеев: ведь неизбежно должны они были выйти из Золотых Ворот. Слишком хорошо он знал это, чтобы не наскучить ожиданием. Теперь в углах его рта заиграл живой интерес, пропала обычная насупленность. Он словно проснулся - хотя и до этого вроде не спал, но настолько разительна была перемена.

- Я, пожалуй, с ними разговаривать не стану, - сказал князь. Из ворот выехало двое конных со свитой. За ними покатились повозки, груженные чем-то.

- Конечно, князь. Тебе это не нужно, - бодро согласился воевода. - С кем тут разговаривать тебе.

- Скажи им, чтобы увозили то, что тащат нам в подарок.

- Это, должно быть, царские угощения.

- Вот и скажи им, что пища от человека, который нарушил мир и слово договора, - ведь был у Руси договор о том, чтобы наши купцы торговали безопасно и беспошлинно в Царьграде?..

- Давно был заключен, но мы его хорошо помним.

- ...Пища из рук такого человека - отрава. Пусть так и передадут Льву.

Повороты дела

Логофет Фома и доместик третьей тагмы спешились. Подошли ближе к славянским воеводам.

Фома встал в позу, что, впрочем, странно выглядело перед цепью лучников, в поле.

- Василевс передает, - сказал он, понимая, что дальше, к князю, его не пустят, и не желая терпеть унижения с первых же слов. - Василевс передал: он хорошо отплатит за зрелище. Василеве посылает со своего стола угощение искусным в войнах и забавах и князю - царское угощение и благодарность. Василеве передал: пусть считают, что они на моем пиру. Ему просто негде рассадить стольких гостей. - Фома с подчеркнутой любезностью показал жестом на широко раскинувшийся русский лагерь.

- Пища от человека, который нарушил слово и мир, - отрава. Покормите этим константинопольских крыс. - Велемудр с удовольствием рассматривал Фому - логофет не ожидал таких слов.

- Мы дадим попробовать ту же еду нашему человеку, - опомнился он. На лице появилось выражение оскорбленного достоинства: отрава!.. Про "слово" и "мир" он предпочел не расслышать.

- Попробовать дадите? Значит, в Константинополе уже люди работают крысами!

- Я логофет дрома, - сказал Фома, - и говорю от имени василевса.

- Ответ князя киевского звучит так: пища человека, который нарушил слово и мир, - отрава.

- Нельзя тому быть, - крикнул Стратимир, - чтобы русских купцов губили на константинопольском базаре!

- Вы об этом... Русские купцы были с мечами, без мечей они не ходят. В ссоре они убили десять ромеев. Десять ромеев за пять славян - уже очень много.

Велемудр распахнул руки:

- Здесь русских столько же, сколько ромеев в Городе. Если мы начнем считать так же и дальше - двух за одного, то в Константинополе не останется ромеев. И еще столько же будет нужно для расчета. Но за недостающих мы согласны взять деньгами. А если живущие в Городе хотят и сами сохранить жизнь, мы за каждого из них тоже возьмем деньгами. Мы старые купцы.

- Я же сказал, - надулся Фома, - что василевс наградит славян, которые пришли под стены Города.

- Мы не служим из награды у ромейского правителя. Если в Константинополе еще есть василевс, то должен, наверное, существовать пока и закон. О законе торговли мы и пришли узнать.

- Мы не знаем закона торговли, который бы заключил с нами русский князь Олег.

- Закон в Руси заключает Киев и князь Киева, как василевс в Ромее. Киевский договор вечен, это мы и пришли подтвердить, - Велемудр опять распахнул руки, показывая на русские войска.

- Я передам эти слова василевсу, - сказал Фома.

Возникло молчание: стороны сомневались, надо ли сейчас продолжать разговор.

Стратимир заметил за спиной доместика стражника Гуннара. Лицо варяга он помнил, тот служил в Киеве. Гуннар куда-то пристально смотрел и вроде бы даже знаки кому-то делал. Стратимир повернулся в сторону и увидел недалеко от себя Рулава.

- Разрешим поговорить двоим воинам этерии! - сказал Стратимир доместику. Тот кивнул.

Гуннар подошел ближе.

- Верно ли известно в этерии, как я попал сюда? - спросил Рулав.

- Известно. Не удалось найти, кто это сделал... За тебя хотят выкуп, какой?

- Нет, я здесь будто не в плену.

Стратимир поморщился:

- Выкупом за воина могут быть только его голова и меч. И то и другое при нем.

Гуннар наклонил голову, соглашаясь.

Логофету было все равно, что будет с Рулавом, он смотрел, нет ли здесь шпионской интриги. Вообще-то они с Велемудром делали вид, что не присутствуют при этом разговоре.

А положение создалось запутанное: выкупить воина нельзя, выменять не на кого. Оставить как есть - накладно для константинопольской гордости. Но вопрос был уже назван, и отвечать было надо.

Тогда доместик третьей тагмы сделал царский жест. Он снял перстень с огромным изумрудом.

- Посольство не бывает без знаков посольства, - сказал он и протянул перстень Стратимиру.

Воевода взял, надел изумруд на здоровенный мизинец. Посмотрел на Рулава. Тот вынул из перевязи свой двуручный меч и поставил острием на землю рядом со Стратимиром. Воевода накрыл рукоять меча ладонью. Рулав, не удержавшись, легко вздохнул и, сделав два шага, перешел в свиту логофета.

Доместик третьей тагмы даже выгнулся от гордости. Он и так имел добрую славу в гарнизоне, но теперь, после того что сделал для Рулава, он знал - его репутации у воинов позавидует любой архонт.

Фома не любил военных выкрутасов. Он только с естественным сожалением посмотрел на чудесный зеленый камень: "Ценности уже начали уплывать из Города к славянам..."

Первые переговоры кончились.

Рулав

Во дворце Рулава вызовет к себе Самона. Рулав скажет, что ничего не может сказать о славянах, кроме того, что видно из Города. Да если бы и мог, добавит он, то должен был бы промолчать до окончания переговоров с Русью.

И Рулав умрет под пытками. Не станет в Городе человека, указывая на которого, могли бы говорить: "Это тот самый Рулав, за которого доместик третьей тагмы подарил свой изумруд русскому воеводе".

Этериарх не решился жаловаться василевсу на Самону. Паракимомен был в большой силе - именно он ездил к Николаю Мистику и привез василевсу отречение патриарха. Но год спустя после нашей истории, когда Лев сошлет в монастырь Самону, запутавшегося в собственных подметных письмах и наговорах, командовать его конвоем этериарх назначит Гуннара. И конечно, Гуннар был благодарен этериарху, а Самона нет.

Решение синклита корпорации нищих

В Городе увидели повозки с царским угощением, вкатывающиеся обратно. Пошел слух, что переговоры не удаются. Под портиком Михаила срочно собрался нищенский совет, гордо именовавший себя синклитом.