Джек Лондон - Местный колорит

"Скитаясь по дорогам под недремлющим оком Закона, мы никогда не забываем, что находимся за бортом; что наши пути никогда не сходятся с путями общества; что Закон относится к нам далеко не так, как он относится к другим людям. Бедные, заблудшие души, молящие о корке хлеба, мы сознаем нашу беспомощность и наше ничтожество. И вслед за одним многострадальным собратом по ту сторону океана мы можем лишь сказать: "Мы горды тем, что гордости не знаем". Мы забыты людьми, забыты богом. О нас помнят только гарпии правосудия, которые превращают наши слезы и вздохи в блестящие, сверкающие доллары".

Надо вам сказать, портрет судьи Сола Гленхарта вышел действительно хорош. Сходство было поразительное, несомненное, и я не жалел фраз вроде: "эта жирная гарпия с крючковатым носом"; "этот греховодник, грабитель с большой дороги, одетый в судейский мундир"; "человек, зараженный нравами Тендерлойна*, человек, у которого чувства чести меньше, чем у воров"; "он обделывает темные делишки вместе с акулами-стряпчими и заточает в вонючие камеры несчастных, которые не могут подкупить его", и прочее и прочее. Моя статья была написана слогом студента-второкурсника, слог этот никак не подошел бы для диссертации на тему: "Прибавочная стоимость" или "Ошибки марксизма", но это именно то, что любила наша публика.

_______________

* Т е н д е р л о й н - район кабаков в Нью-Йорке.

- Гм! - буркнул Спарго, когда я сунул ему в руки мою статью. - Ну и быстрота. Вы работали, видно, бешеным аллюром, приятель.

Я устремил гипнотизирующий взгляд на его жилетный карман, и он немедленно дал мне одну из своих превосходных сигар, которую я закурил, пока он пробегал мою статью. Два или три раза он бросал на меня испытующий взгляд, но ничего не сказал до тех пор, пока не кончил читать.

- Бойкое у вас перо! Где вы работали раньше? - спросил он.

- Это мой первый опыт. - Я притворно улыбнулся, дрыгая ногой и разыгрывая смущение.

- Не врите. Какое жалованье вы потребуете?

- Нет, нет, - ответил я, - мне не нужно жалованья, сэр, благодарю покорно. Я свободный и обездоленный американский гражданин, и никогда никто не посмеет утверждать, что мое время принадлежит ему.

- Кроме Закона, - хихикнул он.

- Кроме Закона, - согласился я.

- Откуда вы узнали, что я веду кампанию против местной полиции? спросил он отрывисто.

- Я этого не знал, но мне стало известно, что вы готовитесь к этому. Вчера утром одна сердобольная женщина подала мне три сухаря, огрызок сыра и кусок черствого шоколадного торта, причем все это было завернуто в последний помер "Клариона", где я заметил нечестивое ликование по поводу того, что кандидат в начальники полиции, которого поддерживает ваша газета "Каубелл", провалился. Из того же источника я узнал, что муниципальные выборы на носу, и сделал выводы. Появление нового и порядочного мэра повлечет за собой перемены в полиции, а значит, и появление нового начальника полиции, то есть кандидата "Каубелла", следовательно, вашей газете следует выступить на сцену.

Он встал, пожал мне руку и опустошил свой набитый сигарами жилетный карман. Я спрятал сигары, продолжая курить полученную прежде.

- Вы мне подойдете! - сказал он восторженно. - Ваш материал будет нашим первым выстрелом. И вы еще немало таких выстрелов сделаете! Сколько лет я ищу такого человека, как вы! Поступайте к нам в редакцию.

Но я отрицательно покачал головой.

- Соглашайтесь! - энергично убеждал он меня. - Не ломайтесь! Для моей газеты вы нужный человек. Она жаждет вас, домогается вас и не может обойтись без вас. Ну как, решено?

Так он долго наседал на меня, но я был тверд, как скала, и через полчаса Спарго сдался.

- Помните, - сказал он, - если вы перемените свое решение, я всегда готов вас принять. Где бы вы ни были тогда - телеграфируйте, и я немедленно вышлю вам деньги на проезд.

Я поблагодарил его и попросил уплатить за статью.

- О, у нас существует строгий порядок, - сказал он. - Вы получите гонорар в первый четверг после того, как статья будет напечатана.

- В таком случае мне придется пока попросить у вас...

Он взглянул на меня и улыбнулся.

- Лучше выдать сразу, а?

- Конечно, - ответил я. - Предпочитаю получить наличными без всяких формальностей.

И я получил тридцать долларов и отчалил, то есть удалился.

- Бледнолицый юноша, - сказал я церберу, - вот теперь меня действительно вытурили. (Он слабо усмехнулся.) И, в знак моего искреннего уважения к тебе, получай... (его глаза сверкнули, и он торопливо поднял руку, чтобы предохранить голову от ожидаемого удара)... этот маленький подарок, на память.

Я хотел сунуть ему в руку пятидолларовую монету, но, как он ни был ошеломлен, он проворно отдернул руку.

- Не надо мне этого дерьма! - огрызнулся он.

- Теперь ты мне нравишься еще больше, - сказал я, добавляя еще пять долларов. - Ты просто молодец! Но тебе непременно придется принять это.

Он отступил, ворча, но я обхватил его за шею и сунул десять долларов ему в карман. Однако, едва лифт тронулся, обе монеты звякнули о крышу кабины и скатились в пролет. К счастью, дверь лифта не была закрыта, и я, протянув руку, успел поймать их. Мальчишка-лифтер выпучил глаза.

- Это у меня такая привычка, - сказал я, кладя деньги в карман.

- Какой-то тип уронил их сверху, - шепнул он, все еще не оправившись от изумления.

- Возможно, - согласился я.

- Давайте я верну их ему, - предложил он.

- Глупости!

- Лучше отдайте, - пригрозил он, - или я остановлю лифт.

- Еще чего!

Тут он действительно остановил лифт между этажами.

- Молодой человек, - сказал я, - у тебя есть мать? (Он сразу стал серьезен, как бы жалея о своей выходке; и тогда, чтобы окончательно убедить его, я с величайшей старательностью начал засучивать правый рукав.) Ты приготовился к смерти? (Я пригнулся, как бы готовясь к нападению.) Мгновенье, одно короткое мгновенье, отделяет тебя от вечности. (При этом я сжал правую руку в кулак и приподнял ногу.) Молодой человек, молодой человек, через тридцать секунд я вырву твое сердце из груди и услышу, как ты будешь вопить в аду.

Это подействовало. Мальчишка быстро нажал кнопку, лифт полетел вниз, и я вмиг очутился на улице. Вы видите, Анак, я никак не могу отделаться от привычки везде оставлять о себе яркое воспоминание. Меня никогда не забывают...

Не успел я дойти до угла, как услышал за собой знакомый голос:

- Здорово, Пепел! Ты куда?

Это был Чикаго Хват, - нас с ним вместе когда-то сняли с товарного поезда в Джеконсвилле. "Глаза пеплом засыпало, вот мы и не видали, как они подобрались", - объяснял он потом, и после этого случая за мной осталась кличка "Пепел".

- На юг, - ответил я. - Как поживаешь, Хват?

- Паршиво. Быки ощерились.

- А где ребята?

- В малине. Я провожу тебя.