Джек Лондон - Сэмюэль

- Не о себе я думаю, - говорила она не раз, - а о бедном малыше, который растет без отца. Если с Сэмюэлем что случится, как будет с ребенком?

Компания Ллойд занесла "Лохбэнк" в список судов, пропавших без вести, и владельцы перестали выплачивать жене Сэмюэля половину его жалования. Но Агнес больше всего мучило то, что сын ее оказался незаконнорожденным. И когда на возвращение Сэмюэля уже не оставалось никакой надежды, Агнес вместе с ребенком утопилась в заливе.

Дальше эта история становится еще трагичнее. "Лохбэнк" вовсе не погиб. Из-за ряда всяких бедствий и нескончаемых задержек в пути, о которых слишком долго рассказывать, судну пришлось проделать такой длительный и непредвиденный рейс, какой случается раз или два в столетие. То-то, должно быть, потешался дьявол!

В конце концов Сэмюэль вернулся из плавания и, когда ему сообщили страшную новость, у него словно что-то оборвалось в голове и сердце. На другое утро его нашли на могиле жены и ребенка, где он наложил на себя руки. С тех пор, как стоит остров Мак-Гилл, никто так страшно не умирал здесь! Сэмюэль плевал в лицо священнику, осыпал его ругательствами и так ужасно богохульствовал перед смертью, что у тех, кто ходил за ним, тряслись руки, и они боялись взглянуть на него.

И после всего этого Маргарет Хэнен назвала своего первенца Сэмюэлем!

Чем объяснить упрямство этой женщины? Или это было не упрямство, а болезнь, одержимость навязчивой идеей, что один из ее сыновей непременно должен носить имя Сэмюэль? Третий ребенок была девочка, и ее назвали именем матери. Четвертый - опять мальчик. Несмотря на постигшие ее удары судьбы, несмотря на то, что от нее отшатнулись все родные и знакомые, Маргарет упорствовала в своем решении дать и этому ребенку имя любимого брата. С ней перестали здороваться в церкви даже друзья детства, с которыми она росла вместе. Мать Маргарет после новых тщетных уговоров покинула ее дом, объявив, что, если ребенка назовут этим именем, она до конца жизни не будет говорить с дочерью. И хотя старуха прожила после этого еще тридцать с лишним лет, она сдержала слово.

Пастор соглашался окрестить ребенка любым именем, только не Сэмюэлем, и все остальные священники на острове тоже отказывались назвать его так, как хотела мать. Маргарет сначала грозила, что подаст на них в суд, но в конце концов повезла малыша в Бельфаст и там его окрестили Сэмюэлем.

И ничего худого не случилось. Вопреки ожиданиям всего острова, ребенок рос и хорошо развивался. Школьный учитель постоянно твердил всем, что он не видывал мальчика способнее и смышленнее. У Сэмюэля был замечательно крепкий организм и огромная жизнеспособность. К удивлению всех, он не хворал ни одной из обычных детских болезней: ни корью, ни коклюшем, ни свинкой. Он был словно забронирован от микробов, абсолютно невосприимчив ко всем болезням. Он не знал, что такое головная боль или боль в ухе. "Хоть бы у него когда прыщик или чирей вскочил", - говорил мне кто-то из стариков. В школе Сэмюэль побивал рекорды в учении и спорте и опередил всех мальчиков своего возраста.

Маргарет Хэнен торжествовала. Этот чудо-мальчик был ее сын к носил дорогое ей имя! Все друзья и родные, кроме матери, вернулись к ней, признав свою ошибку. Правда, были такие старые карги, которые упорно держались прежнего мнения и, зловеще покачивая головами, за чашкой чаю шептались о том, что мальчик слишком хорош и, значит, недолговечен, что ему не уйти от проклятия, которое навлекла на него бессовестная мать, дав ему это имя. Молодежь вместе с Маргарет высмеивала их, но старухи продолжали качать головами.

У Маргарет родились еще дети. Пятым был мальчик, она назвала его Джэми, а за ним, одна за другой, родились три девочки - Элис, Сара и Нора, потом сын Тимоти и снова две дочки, Флоренс и Кэти. Кэти была одиннадцатой по счету и последней: в тридцать пять лет Маргарет Хэнен почила от трудов. Она и так уже постаралась для острова Мак-Гилл и королевы: вырастила девять здоровых детей. С ними все было благополучно. Казалось, что смертью двух первых сыновей кончились все ее злоключения. Девять остальных выжили, и один из них носил имя Сэмюэль.

Джэми решил стать моряком, - впрочем, решение это было до некоторой степени вынужденное, ибо на острове Мак-Гилл так уж принято, чтобы старшие сыновья оставались дома и владели землей, а младшие отправлялись бороздить моря. Тимоти последовал примеру брата, и к тому времени, когда Джэми в первый раз принял командование торговым судном, отплывшим из Кардиффа, Тимоти уже был помощником капитана на большом паруснике.

Сэмюэль остался дома, но он не имел ни малейшей склонности к сельскому хозяйству. Жизнь фермера ему не нравилась. Братья его стали моряками не из любви к морю, а потому, что для них это был единственный способ прокормить себя. Он же, которому в этом не было надобности, завидовал братьям, когда те, возвратясь из дальнего плавания и сидя на кухне у очага, рассказывали всякие чудеса о заморских странах.

Сэмюэль, к великому разочарованию отца, стал учителем и даже получил аттестат в Бельфасте, куда ездил сдавать экзамены. Когда старый учитель ушел в отставку, Сэмюэль занял его место. Но он тайком изучал навигацию, и Маргарет очень любила слушать, как ее старший сын, сидя с братьями у огня, побивал их в теоретических вопросах, несмотря на то, что они оба уже были капитанами. Когда Сэмюэль, школьный учитель, сын почтенных родителей и наследник фермы Хэнен, неожиданно отправился в плавание простым матросом, негодовал только один Том. Маргарет твердо верила в счастливую звезду сына и была убеждена, что все, что бы он ни делал, - к лучшему. В самом деле, Сэмюэль и тут проявил свои замечательные способности. Моряки не запомнят такого быстрого повышения. Он не пробыл и двух лет матросом, как его забрали с бака и временно назначили штурманом. Было это во время стоянки в одном из тех портов Западного побережья, где свирепствует лихорадка, - и экзаменовавшая Сэмюэля комиссия шкиперов убедилась, что он знает больше, чем когда-либо знали они. Прошло еще два года, и он отплыл из Ливерпуля на судне "Стэрри Грэйс" с аттестатом на звание капитана первого ранга в кармане. Но тут свершилось то, о чем все годы каркали старухи.

Мне рассказывал об этом Гэвин Мак-Нэб, тоже уроженец Мак-Гилла, служивший тогда боцманом на "Стэрри Грэйс".

- Да, я очень хорошо все помню, - говорил он. - Мы шли, как нам полагалось по рейсу, на восток, и погода сильно испортилась. Сэмюэль Хэнен был отличный моряк, другого такого моряка свет не запомнит. Как сейчас его вижу, когда он стоял на вахте в то последнее утро и громадные волны бушевали за кормой, а он один смотрел, как наша "Грэйс" выдерживает их удары, - потому что капитан уже несколько дней пьянствовал внизу в каюте. В семь часов Хэнен поставил шхуну по ветру, не рискуя больше идти вперед в такой страшный шторм. В восемь он позавтракал и ушел к себе в каюту, а через полчаса на мостик вылез и капитан. Глаза мутные, трясется весь и держится за перила. Буря была страшная, можете мне поверить, кругом света божьего не видно, - а он стоит и только глазами хлопает да сам с собою разговаривает. Наконец, как крикнет рулевому: "Отойди назад!". Младший помощник, который стоял около него, так и ахнул: "Господи помилуй, что это вы!". Но капитан наш и не взглянул на него, а все что-то бурчит себе под нос. Потом вдруг выпрямился, приосанился и опять крикнул: "Меняй галс, кому я говорю! Оглох ты, что ли, черт тебя побери?".