А. Чибилёв - В глубь степей

Зарудный всегда сохранял удивительное добродушие и нежную любовь ко всему живому. Стал хрестоматийным случай, когда однажды в закаспийской пустыне Зарудный нашел двух, ростом с воробья, птенцов авдотки, скрывавшихся в небольшой ямке: "Только что подошел к ним, как оба они, неуклюжие, пучеглазые, вылезли из своих убежищ и заковыляли ко мне навстречу, широко раскрывая свои слюнявые ротики; я дал им по несколько капель воды из бывшей со мной бутылки, и они с жадностью напились, потом поймал несколько жуков и накормил их, они доверчиво сидели у меня на ладони и нисколько не боялись; рассадив их по местам, я побрел дальше" (10).

Любовь Зарудного к животным была безгранична. В оренбургском доме, в специальной комнате у него жили осы, гнезда которых висели на стенах, бабочки, жуки и самые разнообразные птицы: поползни, синицы-князьки, сарыч, иволга, чеглок, черные жаворонки, улит, тиркушки, белолобая казарка, различные совы, водяная курочка, кроншнеп; некоторые время жил ручной корсак и филин.

Наблюдения Зарудного за птицами, содержащимися дома, хорошо дополняли его описания орнитофауны. Вот как, например, пишет Зарудный о филине: "Через два дня филин перестал меня бояться. Он полюбил мои ласки и в то же время, когда я его гладил или чесал около ушей, под клювом и в углах рта, клевался, играя, и слегка щипался своим клювом. При этом часто в удовольствии жмурился и закрывал свои огромные глаза и откидывал назад голову". Однажды филин исчез, но недели через две был пойман и доставлен хозяину. "Как только филин увидел меня, — вспоминал Зарудный, — он радостно закричал, бросился на плечи и стал тереться головой и клювом об мое лицо. Ночью того же дня он растворил двери в мою комнату, вспрыгнул на кровать и снова принялся ласкаться ко мне…"(11).

Зарудный внимательно наблюдал жизнь не только редких, но и самых обычных птиц. По его свидетельству, "грачи почти постоянно показываются в различные числа последней трети февраля, но валовой пролет — не ранее конца первой трети марта. И с каким удовольствием я слушал крики первоприбывших, крики, которыми они как будто дают знать о победе весны над зимою и о тех несметных разнородных птичьих стаях, которые следуют за их черноперым авангардом! Тотчас по прилете, вне времени кормежки, большими и малыми стаями носятся грачи с громкими криками над рощами, выбранными для поселения, причем самцы изо всех сил стараются показать самкам свое искусство в летании и завязывают друг с другом поминутные драки. Согласившиеся парочки выбирают себе гнездо, обчищают его от снега и обновляют. Нередко случается, что самка бросает своего самца и выбирает себе другого… Ухаживая за дамами, кавалеры часто подвешиваются к сучку, на котором те сидят, кричат, хлопают крыльями и распускают свои хвосты веерами. Другие садятся около, кланяются, поднимают хвосты, полураскрывают крылья и лезут, подобно голубям, целоваться" (12).

"Как известно, скворцы-самцы отличаются сильной восприимчивостью к различным звукам и большим умением в их передаче, И я никогда не забуду одного, который поистине оказался артистом. В песне своей он в совершенстве передавал голоса следующих птиц: карагуша (степного орла. — А. Ч.), коршуна, красноножки, черной и светлокрылой мартышки (крачек), сороки, иволги, щурки, береговой ласточки, воробья, галки, чайки, журавля, пустельги, белогорлика, свиязи, шилохвостки, кряквы, чирка, кроме того, он пел болотной камышовкой, пеночкой, горихвосткой, квакал по-лягушачьи и издавал некоторые другие звуки, которых я не слышал от наших животных и которым он научился, конечно, на местах зимовья" (13).

Научные труды Зарудного составляют более 5 тысяч печатных страниц. Они имеют непреходящую познавательную, научную, и художественную ценность, поскольку были написаны замечательным ученым, путешественником, человеком, вся жизнь которого — подвиг. "Три характерные черты гармонично сливались в Н. А. Зарудном, — писал Н. А. Бобринский, — страстная любовь к природе, наблюдательский талант и упорство, упорство как в поле, так и в кабинете. Благодаря этому жизнь его и была столь плодотворной" (14).

Первым почвоведом Оренбургского края, по сути, был Э. А. Эверсманн, хотя в его времена такой профессии еще не существовало. Еще раз напомним слова основателя научного почвоведения В. В. Докучаева о том, что… "работы профессора Эверсманна в главном настолько верны природе и настолько рельефно передают общий характер почв Заволжского края, что дальнейшие исследования этой территории будут только подтверждать упомянутую почвенную схему и обставлять ее новыми и более детальными подробностями"(2). Для сбора этих "детальных подробностей" в 1898 году в заволжские степи был направлен отряд почвоведов-докучаевцев, которые начали исследования почв края по типу образцовых работ В. В. Докучаева в Нижегородской губернии.

Эдуард Эверсманн наметил лишь общую схему распространения почв в степном крае: "степи плодоносные, покрытые большим или меньшим слоем чернозема", степи "голые, вовсе лишенные тука… глинистые солонцеватые степи (у кайсаков каткил)" и т. д. Но дальше Эверсманн не пошел. У него не было того ключа к разгадке тайн степных ландшафтов, который подобрал в 70-х — 80-х годах прошлого столетия В. В. Докучаев. Открытие было сделано Докучаевым во время работ по изучению черноземных почв России, предпринятых по заданию Вольного экономического общества, основанного еще во времена Рычкова (1765). В 1883 году появляется монография "Русский чернозем", в которой он впервые устанавливает понятие о почве как особом естественноисторическом теле, которое образуется при взаимодействии горных пород, рельефа, климата, растительности и животных. Развивая гениальные идеи своих предшественников П. С. Палласа, Э. А. Эверсманна и других ученых, Докучаев стал основателем научного генетического почвоведения, разработал учение о широтных и вертикальных "естественноисторических зонах". Новое учение Докучаева составило главное содержание отечественной научной школы в физической географии.

Докучаевские взгляды на природу были взяты на вооружение и самарским отрядом почвоведов, который возглавил будущий академик Л. И. Прасолов. В составе этого отряда приступил к работе недавний выпускник Московского университета Сергей Семенович Неуструев, которому суждено было вскоре вписать одну из самых ярких страниц в историю естественноисторического изучения Заволжья, Казахстана, Средней Азии и Южного Урала. Впоследствии он стал первым в мире профессором географии почв.