Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Манифест вызвал поток благодарственных адресов, среди кото­рых выделялся детальной проработкой дворянских требований адрес дворянства Симбирской губернии, составленный алатырским уезд­ным предводителем А.Д. Пазухиным, который уже и прежде ярко проявил себя во главе консервативной части Кахановской комиссии. В 1885 г. Пазухин подробно обосновал свои взгляды в большой статье «Современное состояние России и сословный вопрос», напеча­танной в «Русском вестнике» Каткова, где причиной всех российских бедствий объявлялся «бессословный строй», созданный реформами Александра II, прежде всего земской и судебной. «Социальная ниве­лировка», начавшаяся, по мнению Пазухина, с земской реформы, ли­шила дворянство «всех служилых прав как по местному, так и по го­сударственному управлению», а эта «утрата служебных привилегий имела последствием ослабление связи дворянства с правительством, распадение дворянства как корпорации и постепенное падение его ав­торитета среди населения». Главная опасность такого положения зак­лючалась в том, что утрачивался уникальный, свойственный только России образ жизни и ментальность. «Русскость» в значительной сте­пени коренится в сословности и, «утрачивая все сословно-бытовые особенности, русский человек утрачивает и все национальные черты». Поскольку «великое зло» реформ заключалось в разрушении сослов­ной организации, задача состояла в «восстановлении нарушенного».

Идеи Пазухина произвели чрезвычайно благоприятное впечатле­ние на Д.А. Толстого, который призвал сочинителя на должность пра­вителя собственной канцелярии, поручив ему разработку законопроектов, позволяющих «восстановить нарушенное». Результатом этой работы были закон о земских начальниках и новое положение о земс­ких учреждениях.

«Положением о земских участковых начальниках», изданным 12 июля 1889 г., в 40 губерниях России создавалось 2200 участков во главе с земскими начальниками, которые назначались министром внутренних дел по согласованию с губернатором из числа потомствен­ных дворян-землевладельцев. Полномочия земского начальника, сое­динявшего в своем лице административную и судебную власть (к ним, в частности, переходили полномочия упраздняемых мировых су­дей), были очень широки, он мог отменять любое постановление сельских и волостных сходов, отстранять от должности выборных крестьянских старост, подвергать аресту и штрафу лиц податных сос­ловий. Члены волостных судов, ранее избиравшиеся крестьянами, те­перь назначались земскими начальниками. В именном указе Сенату введение института земских начальников мотивировалось заботой о крестьянстве. «В постоянном попечении о благе Нашего Отечества, — говорилось в нем, — Мы обратили внимание на затруднения, предс­тавляющиеся правильному развитию благосостояния в среде сельских жителей Империи. Одна из главных причин этого неблагоприятного явления заключается в отсутствии близкой к народу твердой прави­тельственной власти, которая соединяла бы в себе попечительство над сельскими обывателями с заботами по завершению крестьянского де­ла и с обязанностями по охранению благочиния, общественного по­рядка, безопасности и права частных лиц в сельских местностях». По существу введение института земских начальников означало восста­новление в деревне власти аналогичной прежней помещичьей. Не удивительно, что среди крестьян, как докладывал московский гене­рал-губернатор В.А. Долгоруков министру внутренних дел, «бродит подозрение, что новые органы правительственной власти есть не что иное, как первый шаг к их вторичному закрепощению».

Проект преобразования земских учреждений, разработанный Па­зухиным, предусматривал полную ликвидацию всесословности и вы­борности, но Государственный совет не решился на такую радикаль­ную меру, и проекты были сильно смягчены. Принципы всесословности и выборности не были отброшены вовсе, но пределы их применения были значительно сужены. В соответствии с новым «Положением о гу­бернских и уездных земских учреждениях», утвержденным 12 июня

1890 г., землевладельческая курия, по которой ранее могли баллоти­роваться представители всех сословий, стала исключительно дворянс­кой, причем доля гласных, избираемых по этой курии, была увеличе­на. Крестьяне утратили право непосредственного выбора своих предс­тавителей, теперь они выбирали только кандидатов в гласные, а гласные назначались губернатором из числа кандидатов по представле­нию уездного съезда земских начальников.

Остальные сословия должны были «знать свой шесток» и не пы­таться с этого шестка соскочить. Идеалу «народной монархии» соотве­тствовало общество с низкой, а в пределе — нулевой, как сказали бы современные социологи, «социальной мобильностью». Достижению этой цели должны были служить многочисленные законодательные ак­ты, укрепляющие крестьянскую общину и затрудняющие крестьянам выход из нее, а также построение сословной школы. Именно эту цель преследовал знаменитый циркуляр министра просвещения И.Д. Делянова, прозванный острословами циркуляром «о кухаркиных детях». В 1887 г. министр, «озабоченный улучшением состава учеников», счел за благо закрыть доступ в гимназии «детям кучеров, лакеев, поваров, мелких лавочников и т. п.».

«Россия для русских»

Второй важнейшей составляющей политики Александра III была ре­шительная русификация окраин империи, предполагающая прежде всего повсеместное введение в официальное употребление русского языка и отмену некоторых особенностей местной администрации и законодательства.

Политика русификации не была в империи новостью. Однако прежде она применялась лишь в отношении народов, уличенных или подозреваемых в сепаратистских устремлениях. В завещании, состав­ленном в сентябре 1876 г., Александр II наставлял наследника не за­бывать, что могущество «нашего отечества... основано на единстве го­сударства, а потому все, что может клониться к потрясению его един­ства, к отдельному развитию различных народностей, для него пагубно и не должно быть допускаемо».

При Александре III русификация перестала быть наказанием, на­лагаемым на непокорный край; она приобрела характер систематическои политики по отношению ко всем подвластным российскому госуда­рю национальностям, даже наиболее ему верным. Само значение «ру­сификации» резко изменилось. «Русский дух» и «русская почва» требо­вали энергичной защиты от коррозии, которой угрожали им разруши­тельные «идеи», носителями которых выступают иные нации с иным «культурным типом». Государство-семья не может вмещать в себя под­данных чужеродных культурных типов, поскольку эти типы сопряже­ны с иным общественно-политическим строем. Как писал в 1882 году Катков в «Московских ведомостях», «Россия может иметь только одну государственную нацию». Но «великие реформы» и экономический ры­вок во второй половине XIX века способствовали социально экономи­ческому и культурному развитию окраин — т. е. иных наций.