Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Друг друга Плеве и Витте ненавидели лютой ненавистью. Витте в мемуарах честил Плеве «полицейским карьеристом». Плеве мемуаров сочинить не успел, но «золотое перо» полицейского лагеря, ренегат-народоволец Лев Тихомиров, явно передавал чувства шефа, аттестуя в своих дневниках министра финансов — столбового дворянина — «одесским полужидом». Не удивительно, что Плеве и Витте расходи­лись в решении практически всех политических проблем, из которых особенно значительны были «вопросы» крестьянский, рабочий, наци­ональный и дальневосточный.

Община или хутор

Самой острой российской проблемой был крестьянский вопрос. Ре­формы 60-х гг., освободив крестьянина от власти помещика, пол­ностью подчинили его сельской общине — миру. Община была одно­временно и собственником земли и властью. На мирские сборы содер­жались местные дороги, сельские церкви и школы, из них же выплачивалось жалованье лицам, занимавшим выборные должности по крестьянскому самоуправлению. Сельские старосты и волостные правления выполняли административные и полицейские функции, собирали статистические сведения.

После реформы до 80% крестьянских надельных земель оказа­лись в общинном владении. Сельские сходы производили раскладку налогов между членами общины и распределяли между дворами на­дельные земли соответственно трудовым ресурсам крестьянской семьи. У неисправного плательщика надел могли отобрать, а самого его подвергнуть телесному наказанию (или денежному штрафу, или направить на общественные работы — крестьяне могли сами выби­рать меру наказания, и, ввиду хронического безденежья, естествен­но, чаще всего выбирали розги) по приговору волостного суда.

Считалось, что такая организация предохранит крестьянство от «язвы пролетариатства». Однако попытка искусственно затормозить модернизацию деревни успеха не имела. Процесс расслоения кресть­ян на зажиточных хозяев и пролетариев-батраков лишь незначитель­но замедлялся, а главным образом камуфлировался существованием общинных институтов.

В то же время община сыграла важную негативную роль в разви­тии аграрного кризиса в России. Поскольку все крестьяне были связа­ны круговой порукой в отбывании государственных податей, как де­нежных, так и натуральных (воинская, конская и дорожная повин­ность), община крайне неохотно и с большим трудом отпускала каждого потенциального плательщика. Между тем по не вполне ясным причинам тридцать лет, последовавшие за реформами, в деревне стали временем настоящего демографического взрыва (с 1867 по 1897 год сельское население европейской России увеличилось на 26 млн чело­век, то есть почти удвоилось). Избыточное население не могло поки­нуть деревню, образовалось «аграрное перенаселение», на селе было гораздо больше людей, чем могло прокормиться при существовавшей технологии хозяйствования. Другой стороной перенаселения было крестьянское «малоземелье» — недостаток земель не истощенных вар­варской эксплуатацией с помощью допотопных методов (на общин­ных землях продолжало господствовать трехполье).

Мировой аграрный кризис в 1880—1890-е гг. привел к резкому падению цен на зерно. Подавляющее большинство крестьянских хо­зяйств не совладало с таким падением доходности. Уже к середине 80-х гг. правительство было озабочено проблемой «оскудения Цент­ра», экономического упадка и разорения крестьянства центральных губерний европейской России. Упадок выразился прежде всего в том, что малейший неурожай сразу же вызывал голод. Впервые это бедствие обрушилось на центральные губернии в 1874 г., затем голод повторился, в 1881 г. захватив более значительную территорию, а в 1891—1892 гг. голод охватил более 30 губерний европейской России. (Следует иметь в виду, что термин «голод» употреблялся в те времена совсем в не том значении, что позднее. Тогда голодом называлось та­кое положение, при котором крестьянский двор для обеспечения себя продовольствием вынужден был распродавать основные средства производства — сельскохозяйственные орудия и землю. Случаев го­лодной смерти формально зарегистрировано не было, но до двухсот тысяч крестьян, ослабленных недоеданием, погибли от посетившей те же губернии на следующий год холеры.)

Правительство пыталось облегчить положение крестьянства пал­лиативными средствами. Одной из таких мер была легализация крестьянских самовольных переселений (к концу 1870-х гг. противо­законно уходили на окраины империи до 40 тысяч душ ежегодно). Од­нако закон 13 июля 1889 г. лишь незначительно облегчил процедуру переселения, теперь нужно было получить разрешение не двух, а толь­ко одного министра (внутренних дел), кроме того, переселенцы на три года освобождались от всех податей и повинностей.

Второй мерой было введение новых паспортных правил, которые должны были облегчить крестьянам переход в города. Паспорта были введены в 1719г. петровским указом с чисто полицейскими целями — для борьбы с уклоняющимися от службы в регулярной армии. Вскоре после введения подушной подати ради удобства ее взимания правила­ми 1724 г. было запрещено крестьянам отлучаться без паспорта да­лее 30 верст от места постоянного жительства. С этого времени пас­порт стал рычагом, при помощи которого контролировалось перемещение лиц податных состояний. О необходимости пересмотра паспо­ртного законодательства, препятствовавшего «общественной и част­ной предприимчивости», в канцеляриях заговорили уже в период под­готовки крестьянской реформы, но новые паспортные правила были введены только с 1 января 1895 г. Новшеств было собственно два. Во-первых, вместо краткосрочных паспортов прежней системы, ко­торые надо было раз в полгода-год хлопотно возобновлять, вводились пятилетние паспортные книжки. Во-вторых, паспорт можно было по­лучить и тем лицам податных сословий, за которыми числились недо­имки по общественным сборам, в самом паспорте отмечался размер недоимки, которую владелец документа должен был погасить до кон­ца года, в противном случае полиция имела право паспорт отобрать.

Очевидно, что эти частные меры существа дела не касались. В решении же основного вопроса о крестьянском землевладении пра­вительство Александра III взяло курс на укрепление общины. Закон 8 июля 1893 г. значительно ограничил свободу крестьян в проведении внутриобщшшых переделов земли, а закон 14 декабря 1893 г. запре­тил крестьянам выход из общины без согласия «мира» (даже при до­срочном погашении выкупного долга), продажу, залог и дарение наде­лов. Инициативный мужик вынужден был кланяться и унижаться пе­ред соседями, ставить полведра, а то и ведро водки — только чтобы отпустили с миром.

При подготовке этих законопроектов в правительственных кругах ясно обнаружились две партии. Плеве стоял во главе сторонников ук­репления общины. Она была удобна и с фискально-полицейской точ­ки зрения как «надежнейшее средство изыскания всех недоимок». Кроме того, Плеве разделял глубокое убеждение Победоносцева, ко­торый оправдывал существование общины «нищетой и отсталостью крестьянского населения». «В таком состоянии, — писал Победонос­цев в своем «Курсе гражданского права», — только общинное хозяй­ство может обеспечить крестьянина от нищеты и бездомовности, или в самой нищете, составляющей обыкновенное у нас явление — отда­лить опасность голодной смерти». Следовательно, полагал Победонос­цев, «не настало еще время прямо или косвенно способствовать раз­ложению общинного землевладения, а надлежит напротив до време­ни оберегать его. Время его придет само собой, с естественным развитием производительных сил и с изменением хозяйственных ус­ловий». Пуще всего защитники общины боялись, как выразился государственный контролер Лобко, появления «грозного сельского проле­тариата».