Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Уния не разрешила религиозных противоречий: столкновения между православными и униатами носили ожесточенный характер (например, витебский мятеж 1623 г., когда был убит проповедник униатства епископ Иосафат Кунцевич). Власти закрывали правос­лавные церкви, а отказывавшихся присоединиться к унии священни­ков изгоняли из приходов. И все же в 1620 г. под давлением украинс­кого мещанства и казачества была восстановлена параллельно с униатской православная иерархия с митрополией в Киеве, юридически зависимая от константинопольского патриарха. Киевское духовен­ство извлекло уроки из противостояния с униатами. В 1621 г. Поме­стный собор духовенства и мирян разработал целую программу по публикации книг, устройству и улучшению сети православных учи­лищ, усилению братств и т. д. Венцом ее стало открытие киевским митрополитом Петром Могилой в 1632 г. первой православной акаде­мии (впоследствии получившей название Киево-Могилянской), став­шей позднее, в XVII и XVIII вв., «кузницей кадров» высшего духовен­ства России.

Привилегии шляхты, блеск ее образованности и культуры привле­кали православных дворян: началось отречение украинской и белору­сской знати от веры отцов и переход в католичество. В 1610г. один из православных деятелей Мелетий Смотрицкий в трактате «Тренос, или Плач по святой восточной церкви» писал об утрате православной Русью ее знатнейших родов: «Где дом Острожских, славный пред все­ми другими блеском древней веры? Где роды князей Слуцких, Засла­вских, Вишневецких, Сангушков, Чарторыйских, Пронских, Ружинских...» Вместе с новой верой перенимались и новый язык, и новая культура, что навсегда отчуждало «панов» от «быдла». В XVII в. при составлении документов выходят из употребления старобелорусский язык и кириллица. Полонизация привела к ликвидации украинской и белорусской национальной элиты в начале Нового времени, когда в Европе шло становление национальных государств.

Было создано своего рода правовое государство — но его полно­правными гражданами были только шляхтичи, владеющие собствен­ным имением. Республиканская модель государственного устройства обеспечила шляхте широкие возможности для политического разви­тия и экономического господства — но на базе крепостного права. «Привилеи» сохраняли местное своеобразие, а широкое самоуправле­ние охраняло шляхетские права и от короля, и от мужиков: в Польше и Литве не было ни опричнины, ни крестьянских войн. Однородный юридический статус господствующего класса придал Речи Посполитой определенную прочность, чему способствовали общность веры, языка и этнического самосознания подавляющей части шляхты. Гор­дая сознанием своих прав шляхта только себя считала «политическим народом», из которого исключала другие сословия. Так установилось понятие «шляхетской нации»: к ней причислялась литовская, белорусская и украинская шляхта, но исключались польские и прочие крестьяне и мещане.

Эта нация свысока смотрела на московских «государских холо­пов». Однако «златая вольность» уже в XVII в. постепенно оборачива­лась параличом государственной власти. Но это уже была другая ис­тория...

Подробнее на эту тему:

Бардах Ю., Леснодорский Б., Петрчак М. История государства и права Польши. М., 1980.

Думин С.В. Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) // История отечества: Люди, идеи, решения. М., 1991.

Любавский М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М., 1915.

Субтельный О. Украина: история. Киев, 1994.

1418 — Самоубийство средневековой демократии

В 1418 г. в Новгороде разразилось очередное восстание: «От грозы тоя страшныя и от возмущенна того великого вострясеся весь град». Некий Степанко схватил на улице боярина Данила Божина с кри­ком: «Пособите ми тако на злодея сего!» Собравшиеся новгородцы стали с увлечением бить боярина: «казниша его ранами близ смерти, ...сринуща... с мосту». Еле спасшийся Божин (его вытащил какой-то «рыбник») через несколько дней сам захватил Степанку и стал его пы­тать. Разборка боярина с одним из «меньших» людей вновь всколых­нула город. Толпа со знаменем-«стягом» двинулась на Козьмодемьянс­кую улицу, разграбила дом Божина и «иных дворов много». Степанку тут же освободили; но восставшие напали на усадьбы знати, «много разграбиша домов бояръских» и Никольский монастырь с криками: «зде житнице боярскыи». Только вооруженные жители «аристократи­ческой» Прусской улицы отбились от нападавших.

По городу загремел набат, «вста страна на страну ратным подоби­ем». С обеих сторон были убитые. Архиепископ с духовенством двину­лись крестным ходом на Волховский мост и посреди моста благослов­ляли обе стороны. Срочно прибыли посадник Федор Тимофеевич «с иными посадникы и с тысяцкими»; после совещания делегация от ду­ховенства была послана убедить восставших: «да идут в домы своя». Те потребовали от бояр провести следствие. По-видимому, среди са­мих восставших к этому времени произошел раскол, и волнения прек­ратились.

Удивить новгородцев волнениями было трудно. Но «восстание Степанки» стало не очередным столкновением городских районов-«концов» во главе со «своими» боярскими группировками. Впервые «сташа чернь с одиноя стороны, а с другую боляре и учинися пакости людем много мертвых». Боярская верхушка Новгорода учла урок и скоро установила свое господство: восстание 1418 г. стало последним успехом «черни». Но наступившая «стабильность» означала и конец своеобразной новгородской демократии.

«Господин Великий Новгород»

Устройство средневекового Новгорода окружено дымкой легенд, соз­данных в более поздние времена. Московские летописи XV—XVI вв. обличали «изменников»-новгородцев, а просвещенная государыня Екатерина II в своих исторических штудиях доказывала несостоя­тельность новгородского «буйства» и «безначалия». В XIX в. декаб­ристы, напротив, противопоставляли новгородскую «вольность» мос­ковскому «деспотизму»; да и наши современники порой судят о новго­родских порядках по фильмам на фольклорно-сказочные сюжеты, где народные массы на вече с громким криком принимают решение о войне или мире, а патриот-ремесленник спихивает с вечевой «трибу­ны» корыстного и трусливого боярина...

К счастью, о средневековом Новгороде нам известно больше, чем о других древнерусских землях. Север не был затронут татарскими на­бегами, и здесь лучше сохранились летописи и документы. С 1932 г. в Новгороде постоянно ведутся раскопки, в ходе которых полвека на­зад было совершено важнейшее открытие — впервые найдены берес­тяные грамоты, число которых к настоящему времени приближается к тысяче. Эти источники позволяют нам представить иную, по срав­нению с большинством южнорусских («низовских», как говорили новгородцы) земель, модель общественного и государственного уст­ройства. При этом надо иметь в виду, что речь идет не просто о горо­де, но об обширном государстве — «Господине Великом Новгороде», никогда, в отличие от других земель и княжеств, не дробившемся на уделы.