Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

В XIII в. договоры, определявшие отношения князей с Новгоро­дом, имели уже вполне разработанный формуляр (первый из дошед­ших до нас относится к 1264 г.). При заключении «ряда» князь целовал крест «на всей воли новгородской», обязывался «держати... Нов­город по пошлине» (т. е. по старине).

Гарантией соблюдения договора был запрет князю и его слугам приобретать в новгородских владениях земли. К тому же новгородцы были «вольны во князьях», поэтому у них не было одной «законной» княжеской династии. Приглашенный князь ставился в положение высокооплачиваемого чиновника и мог быть в любое время сменен: в случае конфликта ему «указывали путь» из Новгорода. Небольшая княжеская дружина в 300—500 человек ничего не могла поделать с многочисленным городским ополчением и боярскими отрядами.

Истоки такого порядка уходят в глубокую древность, когда родоплеменная верхушка славянских и угро-финских племен возгла­вила эту «федерацию». Скорее всего, именно ее потомки преврати­лись в наследственных бояр. В отличие от других земель, где бояри­ном становился княжеский советник или дружинник, новгородским боярином нужно было родиться: лишь представители 40—50 родов носили это звание. Археологические раскопки показали, что каждо­му роду принадлежало по 8—10 городских усадеб (площадью около 2000 м2), на протяжении столетий не менявших своих границ. Та­кие клановые владения представляли собой мощные комплексы с двухэтажными боярскими хоромами (с балконами, стеклянными окнами и цветными витражами) и хозяйственными постройками, запасами, ремесленными мастерскими, с челядью и прочими зави­симыми людьми.

Усадьбы каждого рода группировались в определенном «конце» Новгорода и держали под контролем несколько кварталов с их обита­телями. Они составляли городскую опору боярских родов, являвших­ся настоящими хозяевами в городе и на подвластных ему территори­ях. В Неревском конце господствовали Мишиничи и их родичи: Онцифоровичи, Самсоновы, Борецкие; в Славенском — Лошинские, Селезневы, Грузовы, Офонасовы; на Прусской улице — потомки Михалки Степановича. Новгородские бояре не рассредоточивались по своим вотчинам, а сидели в Новгороде — иначе они утратили бы воз­можность участвовать в борьбе за власть.

В Киеве и прочих землях полюдье осуществляли князь с дружиной; в Новгороде сборщиками дани стали в X—XI вв. местные бояре. Древ­нейшие известные берестяные грамоты — это записи долгов горожан и крестьян-«смердов», хранившиеся в боярских усадьбах. Так начиналось и укреплялось боярское влияние в Новгороде. С XII в. новгородс­кие бояре превращаются в землевладельцев, а через двести лет 90% новгородских земель стали боярскими вотчинами. «Есть в Новгороде знатные сеньоры, которых они называют бояре. Власть этих знатней­ших горожан неимоверна, а богатства их неисчислимы: некоторые владеют земельными угодьями протяженностью в двести лье», — таки­ми увидел новгородских «граждан» французский рыцарь Жильбер де Ланнуа в начале XV в.

Только в центре, на давно освоенных землях, боярским фамили­ям принадлежало около 80 тысяч гектаров. Там находились пример­но 20 тысяч крестьянских хозяйств — в среднем по 500 на каждого владельца. Знаменитой боярыне Марфе Борецкой принадлежало около 1200 дворов, т. е. примерно шесть-семь тысяч крестьян. Не менее богатыми стали новгородские монастыри: Хутынский, Юрьев, Аркажский. Самым богатым землевладельцем являлся «дом святой Софии» — архиепископская кафедра. Огромными были боярские вла­дения на окраинах Новгорода, в его северных лесных колониях.

Вотчинное хозяйство (целые «погосты» в сотни квадратных кило­метров с десятками деревень) и промыслы давали боярам возмож­ность концентрировать в своих руках ценные экспортные товары; из боярских владений поступали сотни пудов воска, десятки тысяч бобро­вых и беличьих шкурок, мед, рыба и «рыбий зуб» (моржовые клыки). До конца XVI в. Новгород был для Руси «окном в Европу» и главным центром торговых связей с западными и северными странами, куда отправлялись воск и меха на кораблях купцов немецкой Гаизы.

Ганза (от средненижненемецкого Нате — союз, товарище­ство) — федерация североевропейских городов под руковод­ством Любека, в котором собирались съезды членов этого союза и принимались обязательные для всех решения. В Ганзу входило более 100 городов от Норвегии до Нидерландов (Бре­мен, Антверпен, Кельн, Гамбург, Брюгге, Берген, Гданьск, Ревель, Рига и другие). Ганзейские купцы со своими флотом в Х1У—ХУ вв. были монополистами в торговле и перевозках на севере Европы: с востока везли зерно, воск и меха; из Шве­ции вывозили металл. В обратном направлении перевозились сукна, вина, соль, цветные металлы и изделия из них, ору­жие. Именно через эти города Русь получала необходимые ей западноевропейские товары. Отношения между Новгородом и ганзейским купечеством регулировались договорами, са­мый ранний из которых датируется концом XII в. Немецкий двор в Новгороде пользовался автономией и управ­лялся «олдерманом» — старшиной, который избирался об­щим купеческим собранием. Ганзейцы подлежали компетен а ции новгородских властей только при возникновении тяжб с новгородцами. Они вносили в новгородскую казну только од­ну проездную пошлину — на пути в Новгород и одну торго­вую — за взвешивание товаров. При покупке мехов «немцы» имели право осматривать их и требовать к ним наддачи до­полнительного количества, не насчитывавшегося в счет куп­ленного меха. При покупке воска ганзейцы могли его «колу­пать» — откалывать куски для проверки качества, причем отколотые куски также не входили в счет веса купленного воска. Новгородцы же при покупке ганзейских товаров — сук­на, соли, сельди, меда, вина — не имели права проверять их качество, взвешивать или измерять.

В обмен на драгоценную новгородскую пушнину шли западно­европейские товары: серебро и золото, бочки дорогого вина, кипы сукна, драгоценности, изысканная утварь, соль, янтарь и полуфаб­рикаты (цветные металлы). Все это добро поступало на боярские усадьбы, где располагались мастерские ремесленников: бояре пре­доставляли им не только покровительство, но также сырье и продо­вольствие; оттуда готовые товары расходились по всей Руси. У былин­ного купцаСадко был вполне реальный исторический прототип, толь­ко это был не купец, а как раз боярин — Садко Сытинич, на свои средства построивший церковь Бориса и Глеба в конце XII в. Церкви рядом со своими усадьбами строили и другие бояре: местные священ­ники поддерживали влияние «своего» боярина на соседей по улице и кварталу.

От демократии — к олигархии

И все же новгородское боярство не было единым. Отдельные кланы, опиравшиеся на свои центры и «концы», соперничали друг с другом, что в первые столетия существования республики давало возмож­ность «черным людям» заявлять о своих интересах. Вперемежку с бо­ярскими усадьбами на улицах находились дворы землевладельцев­небояр («житьих людей»), ремесленников, духовенства, купцов. Все это население составляло уличанские общины: «прусов» (Прусской улицы), «витковцев», «кузмодемьян» и собиралось на уличанские ве­че; свое вече было у каждого «конца»-района. Археологи обнаружи­ли выгороженные и вымощенные участки для таких собраний на пе­рекрестках улиц; там новгородцы во время заседаний дружно грызли орехи, скорлупа которых так и осталась лежать толстым слоем на мостовой.