Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Надо сказать, что в Редакционных комиссиях вопрос об общине вызывал бурные споры, но в итоге был решен в пользу ее сохранения, в основном из фискальных и полицейских соображений. Правда, Ни­колай Милютин и его соратники рассчитывали на постепенное упро­щение для крестьян выхода из общины, отмену круговой поруки, об­легчение малоземелья путем «прирезки» казенных земель. В действи­тельности правительственная политика свела эти планы на нет, и их пришлось воплощать в жизнь уже в начале XX века Столыпину в си­туации цейтнота и жесткого политического кризиса.

Наконец, надо сказать, что помещичьи крестьяне составляли око­ло половины всех крестьян России. Удельные (принадлежавшие царс­кой фамилии) и государственные крестьяне при освобождении полу­чили значительно больше земли, но демографический взрыв второй половины XIX века вскоре свел на нет это преимущество.

«Порядка ж нет как нет»

Объявленная воля была встречена большинством крестьян с недоуме­нием. Документы полны свидетельств о том, что мужики говорили: «да какая же это воля?», «так еще через два года!», «да господа-то в два-то года-то все животы наши вымотают». Порой во время чтения манифеста поднимался ропот и крик, часто народ выходил из церкви, не прикладываясь к кресту. Среди крестьян распространились подоз­рения, что подлинную волю от них скрыли, они требовали прочесть «настоящую» царскую грамоту. Начались волнения, на подавление которых пришлось посылать правительственные войска. В селе Кандеевка Пензенской губернии толпа, избив читавшего Манифест свя­щенника и должностных лиц, кричала: «Ни дня, ни минуты барину не будем работать, податей с нас царь не будет требовать двадцать лет, земля вся нам, леса, луга, господские строения — все наше, а барину нет ничего, господ, попов бей, души!» Многие отказывались выпол­нять барщину, подписывать уставные грамоты, фиксировавшие усло­вия освобождения.

Начался подъем не только революционного, но и либерального движения. Дворянство стремилось к более активному участию в государственном управлении. В начале 1862 г. петербуржское и моско­вское дворянские собрания обсуждали вопрос о созыве представите­лей от дворянства и других сословий для обсуждения предполагаемых реформ.

Дальше всех пошли тверские дворяне во главе с Алексеем Унковским, подавшие в том же году Александру II «всеподданнейший адрес» с требованием предоставления земли в собственность крестьянам, от­мены дворянских сословных привилегий и созыва всенародного бес­сословного совещательного органа: «Преобразование, требующееся ныне крайней необходимостью, не может быть совершено бюрокра­тическим порядком. Мы сами не беремся говорить за весь народ, нес­мотря на то, что стоим к нему ближе... Мы уверены, что все преобра­зования останутся безуспешными потому, что предпринимаются без спроса и ведома народа. Собрание выборных всей земли русской представляет единственное средство к удовлетворительному разреше­нию вопросов, возбужденных, но не разрешенных Положением 19 февраля». По сути, это была реальная программа углубления и про­должения реформ на базе соединения усилий власти и всех слоев об­щества. При таком варианте развития событий, со всеми его труднос­тями и издержками, открывались по крайней мере две головокружи­тельные возможности. Во-первых, это создание действенных гарантий продолжения преобразований и невозможности прекратить их или повернуть вспять. Во-вторых, русское общество могло на со­рок лет раньше начать проходить школу парламентаризма (I Госуда­рственная дума была созвана в 1906 г. и оказалась практически неде­еспособной ввиду отсутствия у большинства депутатов навыков пуб­личной политики).

Результат подачи адреса был вполне традиционен — тверские ли­бералы были арестованы и пять месяцев провели в Петропавловской крепости.

И все-таки общество было разбужено, и даже в среде высшей бю­рократии появились конституционные планы, особенно после начала в 1863 г. второго польского национально-освободительного восста­ния. Их настойчиво предлагал новый (после отставки Ланского) ми­нистр внутренних дел Валуев. По его инициативе в 1863 г. был раз­работан законопроект о создании при высшем законосовещательном органе — Государственном совете — своеобразной «нижней палаты» из представителей земств, избранных на губернских земских собраниях, а также из депутатов от национальных окраин и крупных городов. Лишь пятая часть от общего числа членов этой палаты была бы наз­начаема «высочайшей властью». Наряду с такой «нижней палатой», или «съездом государственных гласных», предусматривалась и «верх­няя палата» — «Общее собрание Государственного совета», члены ко­торой бы по-прежнему назначались сверху. Съезд государственных гласных, по мысли Валуева, должен был участвовать в рассмотрении всех законопроектов, бюджета и других вопросов, представленных императором.

И этим планам не суждено было сбыться. Александр II после по­давления польского восстания отклонил проект со словами: «Что ка­сается конституции, то мы для нее не созрели. Разве ж я пытаюсь удержать власть в личных целях?» Созвучно этому высказывались и многие либеральные лидеры. Константин Кавелин писал, что «Россия еще во многих отношениях печальная пустыня; ее надо сперва возде­лать, начиная дело снизу, а не сверху... Самоуправление... может на­чать осуществляться пока только в провинции, при деятельном содей­ствии дворянства. В этой плодотворной школе оно и подготовится к дальнейшей более обширной политической деятельности...» Еще бо­лее определенно выразился Юрий Самарин: «Народной конституции у нас пока еще быть не может, а конституция не народная, т. е. гос­подство меньшинства, действующего без доверенности от имени боль­шинства, есть ложь и обман». Все эти бесконечные упражнения на те­му национальной самобытности на деле не приближали, а отдаляли и конституцию, и «политическую деятельность» гражданского общест­ва. Жизнь очень скоро показала это.

Лебединой песней русской либеральной бюрократии и лично Ни­колая Милютина стала проведенная в 1864 г. в Польше и западных губерниях аграрная реформа, по которой крестьяне получили землю в собственность сразу и без выкупа. Сделано это было в основном по­тому, что власти хотели противопоставить местных крестьян польс­ким помещикам и тем лишить польское национально-освободитель­ное движение опоры в народе. Но получилась, как в свое время у Александра I, чудовищная диспропорция — «свои» крестьяне были ос­вобождены на гораздо менее выгодных для них условиях, чем «чужие» (в большинстве своем украинцы и белорусы).

В том же году начались еще две весьма плодотворные реформы — земская, основные положения которой были разработаны еще до 1861 г. комиссией при МВД под руководством Николая Милютина, и судебная. Земская реформа вводила начала всесословного, выбор­ного представительства в масштабах губернии и уезда. Хотя дворян­ство играло в земствах ведущую роль, а из крестьян после многосту­пенчатых выборов попадали в число гласных самые «благонадеж­ные», тем не менее крестьянство впервые после XVII в. получило место во всесословных учреждениях. Компетенция земств была ог­раничена местными хозяйственными вопросами, но в рамках этих скромных учреждений в ходе совместной работы были сделаны шаги к преодолению социальной пропасти между высшими и низшими сословиями, на земскую службу шла замечательная интеллигенция (врачи, учителя, статистики), а в конце века окрепло либеральное движение.