Андрей Пржездомский - Секретные бункеры Кёнигсберга

Я не буду заниматься вольным пересказом содержания той давней беседы, тем более что по просьбе Анатолия Михайловича Файерабенд в заключение разговора собственноручно записал свои «показания» на оборотной стороне какого-то старого банковского счета — бумага была дефицитом в послевоенном Кёнигсберге.

Из «Показаний директора ресторана „Кровавый суд“

в Кёнигсбергском замке Пауля Файерабенда».

Кёнигсберг, 1 апреля 1946 года

«…После того как Кёнигсберг в августе 1944 года был бомбардирован, Янтарную комнату тотчас запаковали и перенесли в Орденский зал… Упакованная в многочисленные ящики, комната оставалась там до начала штурма Кёнигсберга. Роде говорил мне много раз, что комната должна быть увезена в Саксонию, но вследствие многочисленных транспортных затруднений это не могло быть осуществлено.

В конце марта 1945 года замок посетил гаулейтер Кох. Кох сделал доктору Роде серьезный выговор за то, что он упакованную Янтарную комнату оставил в замке до сих пор. Кох хотел позаботиться о немедленном вывозе, но жестокая боевая обстановка уже не допустила вывоза. Упакованная комната осталась стоять в Орденском зале…

…Начиная со второй половины дня 9 апреля 1945 года в замке распоряжался комендант, назначенный гаулейтером, а начальник, назначенный военным порядком, неожиданно исчез. Я находился в винном погребе. По договоренности с некоторыми офицерами, я вывесил в северном и южном крыле замка белые флаги как знак капитуляции.

…Когда я покинул замок в 12 часов 30 минут ночи, ресторан был занят только одним артиллерийским подразделением. Подвал и Орденский зал были совершенно неповреждены. До возвращения из Эльбинга, где я лежал в госпитале, я услышал от доктора Роде, что Орденский зал и ресторан полностью выгорели. Во время падения города, 9 апреля 1945 года, я слышал, как командир в форме СС дал приказ предать замок огню. Я до сих пор подозреваю, что Орденские покои, как и ресторан, были ограблены эсэсовцами и умышленно подожжены. То же самое подтверждал и доктор Роде предыдущей русской комиссии».

Вот так пространно рассказал Кучумову уже известную нам историю Пауль Файерабенд. Однако читатель, наверное, заметил новое обстоятельство, неожиданно появившееся в рассказе об апрельских днях 1945 года. Странно, что во время работ Брюсова в замке ни Роде, ни Файерабенд даже не обмолвились об эсэсовцах, ограбивших Орденский зал, где были сложены сокровища замка, а затем предавших его огню. Более того, Альфред Роде указал попеременно сразу два «точных места» захоронения Янтарной комнаты, а присутствовавший при этом Файерабенд, кстати, не отрицающий того, что на протяжении всего времени боев находился в Королевском замке, спокойно наблюдал за бессмысленной работой «русской комиссии». Это свидетельствует по меньшей мере о том, что Файерабенд, так же, как и доктор Роде, был неискренен. И более того — «вспомнив» о приказе эсэсовского командира, Пауль Файерабенд как бы предлагал окончательно поставить точку на поисках Янтарной комнаты и прекратить работу в развалинах замка. Но и этого ему, наверное, показалось мало. Поэтому на следующий день Анатолий Михайлович держал в руках новые «показания» бывшего распорядителя винного погребка «Блютгерихт».

Из «Показаний директора ресторана „Кровавый суд“

в Кёнигсбергском замке Пауля Файерабенда».

Кёнигсберг, 2 апреля 1946 года

«…В июле 1944 года во двор замка пришли две машины, высоко груженные ящиками. Некоторые маленькие ящики были сгружены в Прусском музее, остальные остались в машинах… Роде сказал мне, что это Янтарные стены из России. Сейчас же после прибытия машин доктор Роде имел совещание с обербургомистром доктором Биллом в Городском управлении. Машины оставались всю ночь нагруженные на дворе замка.

На следующий день машины с грузом ушли. Около полудня Роде пришел ко мне купить несколько бутылок вина в запас на дорогу… Он действительно после этого отсутствовал три недели. По возвращении Роде сказал мне, что он был в каком-то большом имении и там много поработал…

Место и название имения доктор Роде мне не сказал. Впоследствии доктор Роде сказал мне, что дело шло о Янтарном зале из России, который находился упакованным на машинах…»

В этих воспоминаниях удивительны не сами факты, которые изложил Пауль Файерабенд, — хотя бы потому, что это перекликается со свидетельствами другого Пауля — Пауля Зонненшайна. Вызывает недоумение, мягко говоря, несколько запоздалое сообщение о том, что Янтарной комнаты (Янтарных стен, Янтарного зала!) вообще не должно быть в замке, так как ее, дескать, вывезли оттуда еще в июле 1944 года. Получается, что эту «подробность» Файерабенд «вспомнил» лишь тогда, когда Кучумов с уверенностью заявил об ошибке Брюсова, посчитавшего Янтарную комнату уничтоженной, и приступил к обстоятельным и энергичным поискам.

После бесед с Файерабендом Кучумов понял, что ключ к разгадке тайны лежит прежде всего в свидетельствах очевидцев, в сопоставлении противоречивых показаний и определении самой реальной версии. Поэтому следовало опросить как можно больше людей, причастных к этой запутанной истории. И когда появится более или менее стройное представление о последнем месте нахождения Янтарной комнаты и других произведений искусства, следует приступать к непосредственным поискам — раскопкам, разборам завалов, откачке воды из подвалов.

Большую помощь в поиске нужных людей оказал бургомистр Кёнигсберга, руководитель временной немецкой администрации, действовавшей в городе наряду с Управлением по гражданским делам при военном совете Кёнигсбергского особого военного округа и военными комендатурами. Именно он подсказал адрес некоего инженера Байзера, якобы имевшего отношение к работам, проводившимся на территории замка в последние месяцы войны. На сей раз военный комендант выделил Кучумову и Трончинскому автомашину, и они отправились на поиски.

От бывшего района Амалиенау до площади Трех маршалов [188] Так в первые послевоенные годы именовалась нынешняя площадь Победы. доехать не составило труда. А вот затем водителю Иоганну пришлось изрядно покружить. Ориентировался он плохо, несмотря на то что был немцем и коренным жителем Кёнигсберга. Согласно имевшимся сведениям, Байзер жил в подвале где-то на бывшей улице Пассаж Трагхайм [189] Эта улица не сохранилась. Сейчас на этом месте — современные жилые дома на перекрестке улиц Пролетарской и Генерала Соммера. , что неподалеку от развалин оперного театра. Сначала Иоганн попытался попасть туда через площадь Парадеплатц. Они проехали по хорошо очищенной от обломков широкой проезжей части, но неожиданно наткнулись на громадный завал от рухнувшего дома около Парк-отеля. Пришлось объезжать сгоревшую коробку Кёнигсбергского университета со стоящим перед ней памятником — всадником.