Франсиско Луке - Луна доктора Фауста

- Амвросий Альфингер погиб?

- Да, так мне сказал ваш соотечественник, такой осанистый из себя, он был вторым человеком после губернатора. Он очень был обрадован этим ужасным происшествием, иначе бы не повторял: "Наконец-то Фортуна улыбнулась и мне, теперь-то уж меня непременно сделают капитан-генералом Венесуэлы". После этого он прямиком направился в Германию. Вербовщики утверждают, что, пока это дело разъяснится, много воды утечет.

- А как звали его, не помните? - спросил Филипп, колеблясь между сомнением и уверенностью.

- Сейчас, сейчас,- отвечал тот, роясь в карманах,- он записал мне свое имя, хотел, чтобы в Венесуэле мы с Франсиско были при нем. А! Вот! - И он торжествующе развернул клочок бумаги.- Николаус Федерман! Судя по всему, он человек отважный и многоопытный во всем, что касается заморских дел. А вот о начальнике своем он отзывался очень дурно: по его словам, тот подвергал христиан телесным наказаниям и всячески над ними измывался. Его счастье, что теперь я его не встречу. Клянусь вам, я бы его убил в тот же миг, рука бы не дрогнула!

Гуттен весь напрягся, услышав, каким кровожадным тоном были произнесены эти слова.

- Я устал с дороги и хочу пить. Не продолжить ли нам беседу в кабачке "Дом Мавра" - это поблизости, в еврейском квартале. Выпьете вина, а я лимонного соку. К сожалению, ничего крепче я в рот не беру.

- Возможно ли такое совпадение? И я дал зарок не прикасаться к хмельному!

Сопровождаемые Францем, они вошли в кабачок, где много веков назад помещались римские термы.

- Расскажите мне о моем янычаре,- попросил Филипп.- Почему же все-таки он ходит в турецком платье?

- После того как Франсиско был взят в плен папскими моряками, его привезли в крепость Сан-Анджело, и там он выложил все свои вины: и вероотступничество, и пиратство, и убийство добрых католиков под стенами Вены. Как вы понимаете, этого с лихвою хватило бы, чтобы быть повешенным, и не один раз, а семижды. Но его святейшество, каким-то чудом прознав о его злоключениях - кажется, из письма, которое послал ему некий великодушный германец,- велел привести к себе нашего Франсиско чуть ли не за час до казни. Не знаю, известно ли вам,- тут он прищелкнул языком,- что наш Франсиско - первейший в свете фигляр. Ну так вот, он призвал на помощь свои дарования и сплел такую историю, что наместник Святого Петра расчувствовался, пустил слезу и даровал ему жизнь, обязав, правда, до конца дней носить турецкое платье. Папа не ошибся в выборе наказания: не проходит недели, чтобы Франсиско не отколотили дубьем, дрекольем или еще чем похуже. По большей части достается ему из-за его лютого пристрастия к женскому полу.

- Великодушный германец, написавший папе,- это я,- весьма непринужденно сказал Филипп.

Юркий человечек переменился в лице.

- Так, значит, вы...

- Филипп фон Гуттен.

- Дон Филипп! - завопил тот в восторге.- Осчастливьте! Позвольте пожать вам руку! Нечасто встретишь на этом свете такого знатного господина, который заступался бы за обездоленных! Разрешите представиться, и не глядите, что я так бедно одет. Я дворянин из старинного рода и чистокровный баск. Зовут меня Лопе де Агирре. До сего дня я добывал себе пропитание тем, что объезжал коней.

Гуттен вместе с новым знакомцем выхлопотал Франсиско Герреро освобождение из-под стражи, для чего пришлось немало побегать по разнообразным канцеляриям военных и гражданских ведомств. Весть о гибели Альфингера подтвердилась, а потому отправка уже готовой экспедиции откладывалась на неопределенный срок.

- Думается мне,- говорил Франсиско, наслаждаясь за стаканом вина новообретенной свободой,- думается мне, сеньор Гуттен, что пора тебе взяться за ум и со всех ног мчаться за этим немцем Федерманом. Провалиться мне на этом месте, если его сделают губернатором. Эй, чертов сын! окликнул он кабатчика.- Подай еще пинту этого "Вальдепеньяса" и по стакану лимонного сока для моих друзей!

- Ты прав! - отвечал Филипп.- Немедля отправлюсь за ним.

Янычар искоса оглядел Франца, а потом вдруг добавил, звучно отрыгнув: - Хочешь добрый совет? Не езди в Америку. И уж во всяком случае не ищи Дом Солнца.

Гуттен принужденно улыбнулся.

- Вот уже второй человек отговаривает меня от этой затеи. Первым был великий звездочет Иоганн Фауст. Может, ты тоже астролог и чернокнижник?

- Нет, клянусь Магометом! Но зато я андалусиец. А вдобавок к этому столько всякого видел и испытал, что сумел в совершенстве познать людские сердца. Таким, как ты, за морем делать нечего. Нужно обладать волчьей хваткой Лопе де Агирре, чтобы не сплоховать посреди прочего зверья. А человек, который дважды спас жизнь отпетому горемыке, будет лакомым куском для всей тамошней своры. Прости меня за прямоту, Филипп, ты еще слишком юн и не успел очерстветь душой. Оставайся здесь! Сиди дома! Держись поближе к императору! Место твое - рядом с ним!

Гуттен, усмехнувшись на эти слова, стал расспрашивать Лопе де Агирре о дороге на Барселону. Однако Герреро не успокоился. Он снова рыгнул, снова смерил Франца взглядом и не без раздражения произнес:

- А желаешь получить еще один совет? Дай-ка своему слуге коленом под зад, и чем скорее, тем лучше. У него на лбу написано, кто он таков, и кончит он плохо. Поверь мне, у меня глаз наметан.

Гуттен, не переставая посмеиваться, встал из-за стола.

- Ну, господа, прощайте. Нам пора. Судьба нас разводит, но я верю, что она уготовила нам еще встречи.

- Я ни капли в этом не сомневаюсь! - отвечал янычар.- Если уж два раза сводила она таких разных людей, как твоя милость и я, то уж наверняка столкнет и в третий. Дай-то бог, чтобы третья встреча случилась при обстоятельствах более веселых, да что-то плохо в это верится.

Филипп и Франц вышли из таверны и сели на коней. Гуттен сказал:

- Двинемся по дороге, ведущей к Кармоне. У меня предчувствие, что там мы найдем Клауса Федермана, который отныне держит в руках все дела конкисты.

- Поедемте, сударь,- согласился Франц, который в это время перемигивался с каким-то прохожим.

В Кармоне Филипп осведомился у первого же альгвасила, не видал ли тот чужеземца лет тридцати, с рыжей подстриженной бородкой, правильными чертами лица и с дергающейся головой.

- Не видал и видеть не хочу,- неприязненно ответил тот.

Филиппу, обескураженному таким ответом, ничего не оставалось, как проглотить обиду и пришпорить коня.

- Не отставай, не отставай, Франц! Гляди! Кажется, нам повезло: вон два рыцаря ордена Сантьяго. Может быть, они окажутся более приветливыми и разговорчивыми?.. Приветствую вас, господа,- по-испански обратился он к встречным.

- Guten Morgen, mein Herr,- вежливо поздоровались те.

"Нет, не зря испанцы так нас ненавидят,- думал Филипп, пока они обменивались любезностями.- Нас здесь четыре тысячи; плюнешь - в немца попадешь. А увидеть на немце плащ с крестом Святого Иакова - для испанца оскорбление не меньшее, чем помочиться на могилу самого апостола".