Франсиско Луке - Луна доктора Фауста

- Почему же, позвольте осведомиться? - спросил Федерман, и плутовская веселость его вмиг сменилась ледяной холодностью.

- По простой причине. Недостойно порядочного человека строить козни против своего начальника, особенно если тот удостаивал его своей доверенностью.

На следующее утро Гуттен нос к носу столкнулся возле церкви с Федерманом и Лимпиасом. Оба держались за бока от смеха.

- Слыхали новость, дон Филипп? - закричал Лимпиас.- Каналья Карвахаль, чуть только прознав о прибытии нашего друга, поспешил убраться в Санто-Доминго на том самом корабле, что вчера вошел в гавань.

- Он говорил обо мне так, будто я питаюсь исключительно человечиной,еле вымолвил задыхающийся от хохота Федерман,- а экспедиция наша, по его словам, проклята, как и всякое предприятие, затеянное немцами. Как тебе это понравится? Да, кстати! Отчего же ты ничего не рассказал мне о том бедолаге, которого Спира спалил живьем перед выходом в море?

- Я никогда не говорю дурно о своих друзьях,- мягко, но непреклонно ответствовал на это Филипп.

Спира вплотную занялся подготовкой экспедиции. Федерман принес ему карту, хоть и сам сомневался в ее достоверности.

- Двигаться надлежит на юго-запад, покуда путь нам не пересечет горная цепь, тянущаяся с севера на юг. Но с запада к ней не пройти, вот правильный путь.- И он провел линию от Коро вниз.

- За этими горами,- сказал Лимпиас,- лежит цветущее плоскогорье Баркисимето, а за ним - льяносы, истинный рай для лошадей. Вся беда в том, что на этой дороге они переломают себе все кости.

- Неужели? - встрепенулся Лопе де Монтальво, которого Спира назначил командовать конницей.- Вот странность: человек пройти может, а конь - нет?

- Кавалерия и главные силы,- не удостаивая его ответом, сказал Федерман,- пройдут берегом моря, а потом вдоль реки Яракуй выйдут к Долине Красоток, названной так потому, что тамошние индеанки самые хорошенькие и покладистые.

- Этот человек, даром что немец, так похотлив, что даст сто очков вперед и Веласко, и Себальосу,- пробормотал Перес де ла Муэла.

- Через перевал отправим нам навстречу, к верховьям реки Кохедес, пехоту, которая в Баркисимето к этому времени отъестся.

Спира, внимательно слушавший его и время от времени жмуривший свой поврежденный глаз, вдруг скривил губы и ядовито осведомился:

- Все это прекрасно, сударь мой, мне только хотелось бы знать, почему вы все время говорите "мы, нам, нас"?

Федерман побагровел.

- Разве я не пойду с вами? - спросил он.

- Ни в коем случае. Вы останетесь в Коро, будете замещать меня на время моего отсутствия и поддерживать в этом крае должный мир и порядок.

Федерман поник головой, блуждающим взором оглядел присутствующих.

- Разумеется, к вам, сеньор Лимпиас, это не относится,- продолжал Спира.- Ваш опыт и превосходное знание индейских наречий сослужат нам добрую службу.

- Я не расстанусь с доном Николасом,- резко ответил тот.- Если вы оставляете его в Коро, значит, остаюсь и я.

Казалось, что Федерман после взрыва яростного негодования почел за лучшее смириться, несмотря на продолжающиеся унижения и придирки Спиры.

- Это коварная бестия,- объяснял он Филиппу,- он ждет, что я вспылю, чтобы обвинить меня в неповиновении, но я ему такого удовольствия не доставлю. Слишком хорошую школу прошел я у Альфингера, чтобы попасться в такую ловушку.

Однако время шло, и постепенно Федерман, чьи отношения с губернатором все больше портились, стал терять влияние на участников экспедиции, многие из которых раньше служили под его началом. Филипп с беспокойством видел, что мужественный и открытый Клаус то и дело сталкивается с явными и скрытыми оскорблениями, что за спиной у него шепчутся, а приход его встречают с угрюмым безразличием. Столкновение с Санчо де Мургой в присутствии Спиры окончательно спутало его карты.

- О, какой негодяй! - с горечью говорил он Филиппу, оставаясь с ним наедине.- Но погоди, он мне за все заплатит. Он не знает, с кем придется ему иметь дело. Хорхе Спира своей смертью не умрет. Погоди, погоди, дай только ему покинуть Коро, и рука мстителя, в которую я сам вложу оружие, настигнет его еще до истечения четвертых суток! Этот мститель здесь, в Коро, он член экспедиции... Он вместе с вами двинется по сельве, он будет ночевать с вами у одного костра. Спира кое в чем виноват перед ним, он причина его несчастья, просто бедняга еще не знает об этом, не знает, кто причина его неизбывных мук, бессонницы и отчаянья. Накануне отправления ночью или на рассвете - я открою ему тайну, расскажу всю правду, и у него останется еще целый день, чтобы подготовить месть, а свершится она, чтобы никто ничего не заподозрил, в непроглядной тьме или в первой же стычке с индейцами.

- Ты не сделаешь этого, Клаус,- еле выдавил Филипп, с трудом обретая дар речи.- Ты бредишь, опомнись!

- Нет, нет, не от чего мне опоминаться,- со зловещим спокойствием отвечал тот.- Слушай меня внимательно: когда Спира подохнет, ты станешь на его место, ну, а поскольку все это произойдет в нескольких лигах от Коро, ты пошлешь за мной, и я, как помощник губернатора, стану его преемником и возглавлю экспедицию.

- Ты не сделаешь этого! - закипая гневом, повторил Филипп.

- Сделаю! Кто может помешать мне? Ты? Довольно одного моего слова, чтобы привести эту машину в движение, и ты не успеешь ничего сделать, как не сможешь и изобличить меня перед Спирой, ибо имени мстителя я тебе не открою. А кроме того, ты и сам не захочешь предать меня: донос - это деяние, недостойное рыцаря, и в особенности - рыцаря, носящего имя фон Гуттен.

На рассвете Филиппа разбудил стук копыт - мимо его дома проходила кавалерия, и в предутреннем сумраке он различил перед эскадроном фигуру Федермана.

- Я послал его в Маракаибо,- сказал ему Спира несколько часов спустя,городок занят индейцами, надо их выбить оттуда.

- Туда ему и дорога,- вполголоса заметил Лопе де Монтальво,- он всегда был не по вкусу мне.

- Не в том дело, что не по вкусу,- поддел его Гольденфинген.- Сдается мне, ты просто хочешь командовать кавалерией, а?

- Как ты смеешь, мерзавец! - вскочил тот, обнажая меч.

- В чем дело? - спросил Спира, обернувшись.

- Ничего особенного, сударь,- с обычным своим шутовством ответил Себальос,- Лопе показывал толстяку новый способ заточки клинка.

Спира, яростно сверкая глазами, выругал Гольденфингена, а потом направился к площади в сопровождении Санчо де Мурги, которому после его ссоры с Федерманом доверял всецело.

Гольденфинген, чуть не плача, глядел им вслед.

- Ума не приложу, что с ним стало,- сказал он Филиппу.- Он прямо как одержимый... Злоба так и кипит в нем. До своего приезда в Севилью был мне как отец родной. В Севилье он сильно изменился, а здесь, в Коро, его и вовсе узнать нельзя: шпыняет меня на каждом шагу, сторонится как чумного... Что случилось? В чем причина?