Франсиско Луке - Луна доктора Фауста

- Да откуда же такая нищета? Разве не в этом краю находится Дом Солнца? Разве не в Коро самый крупный невольничий рынок?

Коро вконец разочаровал губернатора. Он ожидал увидеть город - пусть даже небогатый, а увидел скопление глинобитных домиков под соломенными крышами. Двести пятьдесят проживавших там испанцев больше напоминали свинопасов, переживших мор и глад, чем гордых завоевателей: у всех были изможденные, искаженные отчаянием лица, потухшие взоры, вялые движения, рваная одежда. Когда оркестр грянул марш, ему отозвался лай бесчисленных собак и на единственную пыльную улочку Коро высыпала толпа людей в лохмотьях. Это были христиане, туземцы же и вовсе ходили нагишом: ничем не прикрытые груди индейских женщин немедленно вызвали плотоядные восторги Веласко.

- Здешние женщины - самые изящные, веселые и покладистые на всем побережье Карибского моря,- объяснил ему хирург.- Оттого мы и торчим в этом богом забытом захолустье, которое, кажется, и вам пришлось по вкусу.

Спира и Гуттен разместились в двух просторных хижинах, крытых пальмовыми листьями.

Вечером Филипп решил прогуляться по Коро. Участники экспедиции шумно праздновали прибытие, сопровождая пиршество обильными возлияниями: слышался пронзительный голос Переса де ла Муэлы и хохот Себальоса; хмур и молчалив был один только Лопе де Монтальво.

- Ну, как вам понравился город, капитан? - решился спросить его Филипп.

- Дыра! Знать бы раньше, я бы последовал примеру того дворянина из Тенерифе...

- А он как поступил?

- Вместе с охотниками за рабами уплыл в Санто-Доминго. Здесь толку не будет.

Осмотревшись в Коро повнимательней, Филипп увидел, что городок со всех сторон окружен песками пустыни; что у церкви растут четыре раскидистые сейбы, а кроме этого, растительности нет вовсе; что церковь представляет собой грубо сколоченный помост на восьми сваях без крыши и стен. Индейцы, молча сидевшие на корточках и вдыхавшие ароматный дым каких-то листьев, называвшихся "табак", не обращали на него никакого внимания.

Он вернулся в свою хижину около полуночи. Удушающая жара не спадала, и Филипп вспомнил, что со времени своего путешествия по Альпам ни разу не мерз и позабыл, что такое холод. В Севилье он постоянно обливался потом. На Канарских островах думал, что задохнется, хотя с моря задувал легонький бриз. Здесь, в Венесуэле, ему казалось, что от зноя расплавится земля. На улице еще чувствовалось какое-то дуновение, но в эту лачугу оно не проникало. "Господи боже, я не выдержу! - изнывая, думал Филипп и вспоминал Кёнигсхофен.- Кёнигсхофен в феврале! Заснеженные поля! Снежные бабы! Толстые шерстяные рукавицы! Потрескивание поленьев в очаге! Матушка вяжет, отец играет в карты. За окном мороз, а в комнатах - приятное тепло. Милый, далекий Кёнигсхофен!"

Его разбудил горн, игравший утреннюю зорю. Филипп поспешно оделся и отправился было к губернатору, но его тотчас окружили Перес де ла Муэла, Себальос и Веласко.

- Знаете, дон Филипп, ваших земляков здесь все ненавидят,- сказал Себальос.

- Да, по всему видать, этот Амвросий Альфингер был зверь зверем, он опустошил весь край, перебил тысячи индейцев, да и христианам от него досталось.

- А мне сказали,- вмешался Веласко,- что никакого Дома Солнца нет в природе, все это - чистейшая брехня.

- Но до чего же дружно все ненавидят немцев! - твердил свое Себальос.

Филиппу стало невмоготу слушать их. По счастью, в эту минуту губернатор вышел из своей хижины и зашагал по направлению к церкви, выстроенной попечением епископа Родриго де Бастидаса, который, по словам Вильегаса, терпеть не мог Коро и большую часть времени проводил в Санто-Доминго.

Прежде чем начать мессу, пришлось согнать развалившуюся перед алтарем свинью и пяток кур. Полуобнаженные индеанки - головы их были повязаны красными платками,- опустившись на колени, молились со всем жаром новообращенных.

- Не церковь, а самое настоящее языческое капище! - воскликнул, поглядев на это, Спира.

- Не забывайте, ваша милость, вы в Венесуэле,- заметил Вильегас.

- Почему вы не можете их заставить прикрыть свою наготу?

- Потому что тогда они перестанут ходить к мессе. Епископ считает, что отправление литургии важнее, чем одеяние прихожан.

- Он еретик, этот ваш епископ. Я немедля уведомлю об этом Святейшую Инквизицию.

- Конечно, у дона Родриго есть свои причуды и странности,- сказал алькальд,- но зато он единственный человек, с которым считаются жители Коро.

- Давно он уехал?

- За месяц до вашего прибытия.

Спира обвел дощатые своды церкви злобным взором:

- Это не божий храм, а загон для скотины. Один только алтарь хорош.

- Спасибо, ваша милость,- произнес у него за спиной Эстебан Мартин.

- Наш Мартин не только толмач и воин, но и искусный резчик-краснодеревец. Все статуи святых в Коро - его произведения. Не желаете ли взглянуть, ваша милость?

Спира все с тем же злобно-брюзгливым видом приблизился к алтарю и стал пристально разглядывать резьбу.

- Издали мне показалось, что это вполне пристойно, но теперь вижу это поношение. Образ Пречистой Девы - жалкая поделка, агнец - просто ублюдок какой-то.

Он наклонился, всматриваясь в одну из фигур.

- А это что? - В голосе его слышалось смятение.

- Это устрица, ваша милость. Раковина ее должна означать непроницаемость нашей веры...

- Какая же это устрица? Скорее утиная лапа!

- Прошу прощения, ваша милость,- дрогнувшим голосом сказал Мартин,как видно, дарование мое не позволило воплотить достойное намерение.

Затрясшись от ярости, Спира приказал:

- Немедля убрать это!

- Слушаю, ваша милость,- печально и покорно промолвил художник.

Спира в бешенстве повернулся к нему спиной.

- Уйдем отсюда!

Гуттен следовал за губернатором в двух шагах и думал, что с того дня, как Спира велел заживо сжечь Франца, нрав его сделался еще круче, поступки - еще более странными, действия - безрассудными. "Уж не порча ли на нем?"

Вильегас поставил на стол кувшин неведомого напитка.

- Попробуйте, ваша милость, его гонят из мякоти здешней агавы. Прислан мне как диковина неделю назад.

- Тьфу! - сплюнул губернатор, едва пригубив.- Что за черт! Словно жидкий огонь. Как его можно пить?!

- Вы не правы, ваша милость,- со снисходительной улыбкой ответил Вильегас.- Пьют, и в изрядных количествах. С тех пор как Амвросий Альфингер преподнес несколько кувшинов в дар императору, мы должны посылать по бутылке на каждый корабль, заходящий в порт.

В эту минуту появился еще один испанец. Не в пример прочим он носил безукоризненный колет черного бархата и, судя по всему, нимало не страдал от жары. У него была черная, тщательно подстриженная бородка, глубоко запавшие глаза и скорбная складка губ, которые тотчас раздвинулись в любезную и приветливую улыбку, едва вошедший узнал среди присутствующих Спиру.