Дмитрий Емец - Сборник фантастических рассказов

Схватив лист бумаги, миллиардер стал недоверчиво записывать:

я — 1

отец, мать — 2

бабок, дедок — 4

пра — 8

— 1900 г

прапра 16

32

64

128

— 1800

256

512

1024

2048

— 1700

4096

8192

16384

32768

— 1600

65536

131072

262144

524288

— 1500

1048576

2097122

4194244

8388488

— 1400

16776976

Гаркуша провел рукой по лбу. Ладонь у него была сухая, словно наждачная.

— Боже! Хочешь сказать, что к нам прибудет такая куча народу?

Секретарь, не церемонясь, забрал у него калькулятор.

— Сколько вы там насчитали? 16 миллионов? Это пустяки. К нам приедет в сто, в тысячу раз больше!

— Но почему так?

— Вы хотели собрать родных за последние две тысячи лет? Всех родных от рождества Христова? — продолжал Сычев. — Подумайте сами. В среднем по статистике детьми обзаводятся в возрасте двадцати пяти лет. Это репродуктивный возраст. Значит, четыре поколения за сто лет. Верно? Тысяча лет — это сорок поколений. Будем считать округленно. Даже если тридцать поколений — это ничего не поменяет.

— Всего только сорок!

— И это только за тысячу лет. Две тысячи лет — это восемьдесят поколений два в восьмидесятой степени. 280! Понимаете, какое это число? Какой-то жалкий 1,21 триллион триллионов \1.210 000 000 000 000 000 000 000\ — по полтора миллиарда родственников на каждый принадлежащий вам рубль. Можете перепроверить… 2х2х2х2 и так восемьдесят раз!

Павел Гаркуша долго молчал, тупо глядя на исписанный кругом блокнот. Потом он произнес:

— Похоже, все верно. Никогда не подозревал, что у меня такая куча родни…

Похоже ваши расчеты верны, но чтобы триллион триллионов… Как они могли жить в одно время, на одном срезе? И это только мои родственники, а ваши? А родственники моей покойной жены?

Сычев наклонился и неуклюже поцеловал Гаркушу в щеку. Тот негодующе уставился на него.

— Ты что? Офа… офонарел?

— Это я вас по-родственному… Триллион триллионов людей просто не могли жить одновременно на земном шаре — верно замечено. А это значит… это значит, что все люди на Земле родственники…

Они сидели рядом на кровати. Два растерянных человека. Два родственника.

Ночник — миллиардер был старомоден — отблескивал красным глазом на хромированных панелях роботов.

Не было ни шороха, ни шума. Работали профессионалы. Дежурного сняли прежде, чем он успел поднять тревогу. За дверью под бук и четырьмя малопрозрачными витражными стеклами мелькнула громоздкая фигура. Она вытянула вперед руки, как бы собираясь войти. В следующую секунду стекла брызнули мелкими осколками. И только потом уже, с запозданием, оглушительным трескучим горохом раскатились выстрелы…

Спинка стула была прострелена в двух местах, но стул устоял. Телевизор взорвался с негромким хлопком. Патронов не жалели — стреляли, пока не опустеет рожок.

Писклявые рикошеты бестолковыми лягушками прыгали по линолиуму.

Опера Пупко спасло лишь то, что в этот момент он был возле несгораемого шкафа. По-десантному перекатившись, он замер за его дверцей, высвобождая из потертых ремней кобуры именной ТТ.

Выстрелы прекратились. В коридоре прислушивались. Кто-то наступил на гильзу и вполголоса выругался. Пупко застонал, требуя, чтобы его добили, а сам уже поднял ТТ, держа его на одной линии с глазом. Дождавшись, пока широкая фигура утвердится в проеме, мягко потянул спуск. После автоматных выстрелов хлопок ТТ был совсем негромким.

Фигура качнулась в сторону и не то упала, не то тяжело присела на пол…

— Раз, — сказал опер.

Мимо двери кто-то быстро пробежал, пригнувшись. Пупко выстрелил, но промазал. В следующий миг в кабинет, небольшая и совсем как будто нестрашная вкатилась осколочная граната. Скользнув по линолиуму, она зацепила электрокамин и остановилась. Граната еще не взорвалась, а вслед ей уже катилась другая…

— Говорила мне мама: меняй работу! — пробормотал опер Пупко.

Красотки из «Плейбоя», наклеенные на дверцу, с ужасом смотрели на гранату заслоняясь маленькими ладонями. Оба взрыва грянули почти одновременно. Портрет Дзержинского качнулся в разбитой рамке. Сам Ф. Э. неодобрительно прищурился.

Уже не таясь, в комнату вошли двое и остановились у стола.

— Куда подевался этот мент? В окно, что ли, выпрыгнул?

Дверца несгораемого шкафа с лязгом распахнулась. Там, целый и невредимый сидел опер Пупко. В правой руке у него был ТТ, в левой — «Беретта». Первым и последним открытием, которое сделали киллеры, было то, что оба пистолета уже стреляют.

— Йопс-топс… Самооборона, — сказал опер Пупко.

Беллетрист Гена Ткачев, творящий под псевдонимом Игорь Мокрый, протер душистой аэропортовской салфеточкой вспотевший лоб. Перечитал отрывок и обнаружив раздетых красоток на шкафу, хотел стереть из-за общего диссонанса но после оставил.

«Сойдет за черту характера… А наклеить мог и напарник, капитан Лихов которого сейчас лечат газированными водами от двойного ранения в голову», – решил Ткачев.

Чайник закипел уже в третий раз за утро. С кофе в таких количествах надо было заканчивать, но не сегодня же…

Боевичок с занятным названием «Прикури от динамита!» подкатывался к финалу. Положенные по договору девять листов были уже нашлепаны за три с половиной недели. По согласованию с издателем, опера Пупко надо было срочно выводить в расход и запускать нового героя, да только гад оказался на редкость живучим.

«Ну ничего… Сейчас я его тюкну…» — Ткачев, он же Иван Мокрый отхлебнул кофе, сдул с клавиатуры крошки кекса и продолжил.

Пальцы Кассандры скользнули к его ширинке и задержались там с искренним восхищением.

— Ого, сколько энтузиазма! Ты так рад меня видеть?

— Я не рад. Он рад, — сказал опер Пупко, по привычке переводя стрелки.

— В таком случае он мудрей, чем ты…

Халат распахнулся. Два тугих полушария призывно качнулись. Правый розовый как у большинства блондинок сосок, легкомысленно целился в люстру.

— Иди ко мне, генерал…

— Я майор, — поправил опер Пупко.

— Я бы сразу дала тебе генерала. Ты такой славный в постельке…

— Кгхм…

— Первый раз вижу краснеющего милиционера… Коньяк будешь?

— Я на задании.

— В самом деле? А разве секс вам на задании разрешен?

Пупко ухмыльнулся.

— Про секс в уставе ничего нет… Ладно, давай только быстро.

— Что быстро: то или другое? — с подозрением спросила Кассандра.

— Выпивка быстро, другое медленно…

— Вот это мне уже больше нравится.

Призывно покачивая бедрами, Кассандра подошла к столику. Её тонкие пальцы замерли над бокалом. Что-то маленькое и белое скользнуло в глубину…

Убедившись, что на дне нет осадка, Кассандра протянула бокал оперу. Тот широкой ладонью сгреб его и с предвкушением потянул носом.