Дмитрий Емец - Сборник фантастических рассказов

Не раз дружина его удачно ходила на дунайских болгар, оказывая помощь греческим царям Василию и Константину.

— Нужны нам люди разумные для просвещения паствы и служения. Мало еще таких людей на Руси, — нередко говорил князю епископ Михаил.

— Знаю, что нужны. Учить будем тому отроков с малых лет, — отвечал князь.

Триста отроков из разных семейств по повеленью князя взяты были в обучение книжное. Хотел Владимир, чтобы выучившись, могли читать они книги церковные разуметь грамоте и перенимать у греков служение в храмах. С великой неохотой с причитанием отдавали матери своих детей, не ведая зачем берут их.

— Ворожбе их учить будут. Вестимое ли дело, из черточек слова складывать!

Волхвы и те за такое не замахивались, — шептали из темных углов дремучие повивальные бабки.

Взят был в учебу и мальчик Яшка, ставший одним из любимых учеников епископа Михаила.

— Нет иной веры лучшей, чем наша чистая светлая православная вера, – говорил не раз ему Михаил. — Если тебе нужно будет даже умереть за эту веру – с дерзновением иди на смерть. Так и святые умирали за веру, а ныне живут во Христе.

Не подобает хвалить чужую веру. Кто хвалит чужую веру, тот все равно что свою хулит. Если же кто будет хвалить свою и чужую, то он двоеверец, близое ереси.

Берегись кривоверов и всех бесед их, ибо и наша земля наполнилась ими.

Берегись их и всегда стой за свою веру.

Не братайся с ними, но бегай от них и подвизайся в своей вере добрыми делами.

Твори милостыню не своим только по вере, но и чужеверным. Если увидишь нагого, или голодного, или в беду попавшего, будет ли то жид, или турок, или латинянин, ко всякому будь милостив, избавь его от беды, как можешь, и не лишен будешь награды у Бога.

Западали эти слова в сердце Яшке. Прошли годы и, освоив грамоту просветившись учением книжным, стал он одним из священников в Десятинной церкви, что выстроена была на том месте, где убиты были варяги-христиане.

Долгие годы правил Владимир землей русской, держа славный престол свой в городе Киеве. Скончался он в селе Берестовом близ Киева. Произошло это 15 июля 1015 года. Прознав о смерти его, великое множество народа стеклось к Десятинной церкви Святой Богородицы, где лежало тело их князя.

Плакали все: и дружина, и бояре, и простые холопы. Любовь народная к своему князю была единодушной.

Православная церковь пречислила благочестивого князя Владимира к лику святых, дав ему наименование равноапостольного, так как подобно тому, как апостолы несли слово Христова странам, и он крестил народ русский.

Почти тысяча лет пролетела со времени кончины святого равноапостольного князя Владимира, много утекло воды, много поколения сменилось, но так же непоколебимо стоит Русь, как и прежде стояла.

Нет мертвых у Бога. И ныне присутствует незримо с нами князь Владимир оберегая и защищая нашу землю, страдая от всякой ее боли и радуясь всякой ее радости.

Письмо в кармане прикрывает дыру в груди.

Через пять мгновений я уничтожу этот мир. А пока надо решить, что я захвачу с собой.

Звуки? Пять-шесть звуков взять надо, на память. Звук лопнувшей елочной игрушки, шуршание кофе, когда ссыпаешь его прямо из банки, знакомые шаги на лестнице, звук закипевшего чайника. И что-нибудь из детства, скажем, веселый бестолковый стук синиц, когда они прыгают по кормушке и задевают крыльями стекло. И, пожалуй, напоследок мелодию музыкальной шкатулки… Даже не саму мелодию: ее забыл, а сухое предвещающее потрескивание ключа…

Со звуками хватит. Многое предстоит еще взять. Я ссыпаю звуки в коробку они раскатываются горохом, ползут по углам… Не шуршать!

Через четыре мгновения я…

Ощущения? Червовый валет горчичника на груди, и потом то наслаждение с которым трешь, скоблишь ногтями зудящее место. С мороза в тепло — одуряющее счастье оттаивания. И короткий, с замиранием подвисания провал в повторный сон — когда зуд будильника уже мертв, убит твоей рукой, а ты понимаешь, что можно спать дальше — выходной…

Запахи… запахи я возьму все. Особенно хвои, сухой ромашки, ванили березового распаренного веника… Запах новых книжных страниц, когда торопливо распахивая книгу, вжимаешься в переплет детским носом. И запах маминой шубы, когда она приходила с мороза.

Через три мгновения…

Теперь надо разобраться с красками. Спокойно, спокойно, без паники, время еще есть… Берем с собой красный, синий, зеленый, черный… Только чистый цвет… Никакого серого, коричневого, никаких полутонов. Разве что… на молодых листьях пляшет порой, когда они только-только еще пробились… И плывущее пятно мандарина… Другие цвета не возьму — пусть гибнут, гниют с этим миром…

Краски я сложу в… Нет, носки, наверное, снимут. Краски я лучше проглочу.

Через два…

Табурет, мерзавец, ты меня переживешь, а раз так, то кончай дрожать!

Сколько не успел еще взять… Лица… голоса… хлебные корки… не корки даже, а тонкую гарь на корках, которую снимаешь одними передними зубами…

Но пора… Через одно мгновение… Зажмуриться и шагнуть, пока не стало страшно.

Табурет падает… Я тоже падаю и стою рядом с ним на полу…

Опять нитка оборвалась? Или это уже другой мир, тот, что я взял с собой?

— Доктор, просыпайтесь!

Зевая, доктор Баранников присел на кушетке. Перед ним стоял высокий курчавый санитар из приемного отделения.

— Нового психа привезли! — сообщил он.

— Ну и что? Нельзя было подождать до утра?

— Этот не совсем обычный. Вроде какой-то ученый. Требует, чтобы к нему пришел главный врач. Я сказал, что главного нет, и тогда он стал требовать дежурного.

Доктор Баранников подошел к зеркалу и, внимательно глядя в него, провел руками по лицу, разглаживая складки.

— Очередной параноик, — сказал он. — А кто он такой?

— Я же говорю, ученый какой-то. То ли доцент, то ли профессор. Фамилия Коптин. Поймали на телевидении, пытался прорваться в студию прямого эфира.

Когда его задерживали, укусил милиционера и еще кого-то там, — сказал санитар.

Большие светящиеся часы приемного отделения показывали без пяти три.

Доставленный пациент, маленький взлохмаченный человек с кровоподтеком на правой скуле, сидел на стуле. Он был в смирительной рубашке. Стоящий рядом молодой милиционер с интересом разглядывал ее связанные рукава.

Увидев доктора Баранникова, пациент нетерпеливо вскочил.

— Вы дежурный врач? Наконец-то вы пришли! Я совершенно нормален! Прикажите санитарам развязать меня! — крикнул он.

— У нас все нормальны. Сядьте на стул! Во всем разберемся!

— Я доктор наук Коптин! Вы не имеете права держать меня здесь! Я буду жаловаться! Я совершенно здоров!