Константин Пензев - Феномен Руси, или Народ, которого не было

« Въ лето 6390[882]. Поиде Олегь, поимъ воя многи, варяги, чюдь, словеии, мерю, весь, кривичи, и приде къ Смоленьску съ кривичи, и прия градъ, и посади мужь свои. Оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свои. И придоста къ горамъ хъ киевьскимъ, и уведа Олегь, яко Осколдъ и Диръ княжита, и похорони вой в лодьях, а другая назади остави, а самъ приде, нося Игоря детьска. И приплу подъ Угорьское, похоронивъ вой своя, и приела ко Асколду и Дирови, глаголя, яко «Гость еемь, идемъ въ Греки от Олга и от Игоря княжича. Да придета к намъ, к родомь своимъ». Асколдъ же и Диръ придоста, выскакав же вси прочии изъ лодья, и рече Олегь Асколду и Дирови: «Вы неста князя, ни рода княжа, но азъ еемь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сынъ Рюриковъ». И убиша Асколда и Дира, и несоша на гору, и погребоша и на горе, еже ся ныне зоветь Угорьское, кде ныне Олъминъ дворъ; на той могиле поставилъ Олъма церковь святаго Николу; а Дирова могила за святою Ориною. И седе Олегь княжа въ Киеве, и рече Олегь: «Се буди мати градомъ русьскимъ». И беша у него варязи и словени и прочи, прозвашася русью. Сей же Олегь нача городы ставити, и устави дани словеномъ, кривичемъ и мери, и устави варя-гомъ дань даяти от Новагорода гривенъ 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягомъ» (Лаврентьевская летопись).

Таким образом, в 882 году произошло нечто вроде государственного переворота. Летопись представляет Аскольда и Дира дружинниками Рюрика: «И бяста у него 2 мужа, не племени его, но боярина, и та испросистася ко Царюгороду с родомъ своимъ» (Лаврентьевская летопись). Однако данное представление нельзя назвать истинным.

Комментируя вышеуказанные события, изложенные в ПВЛ, А. А. Шахматов видит их в следующем свете: «Здесь сказалась историко-политическая концепция составителя Начального свода, ставившая единство земли Русской в связь с единством княжеского рода. Этот единый княжеский род является эмблемой единой Русской земли. Но если княжеский род исконно един, то другие князья, князья не этого рода, должны быть: или признаны самозваными — этим признанием устранялось значение предания о князьях Аскольде и Дире; или — это не князья, а воеводы княжеские, действовавшие по поручению и от имени князя; князь Олег превращен в воеводу» [482] А. А. Шахматов. Разыскания о русских летописях. М., 2001 (WWW). .

Скорее всего, Аскольд и Дир были в Киеве князьями, причем православного вероисповедания. В противном случае киевляне вряд ли бы поставили на могиле Аскольда церковь святого Николая. Более того, об Аскольде с Диром помнили спустя полтора столетия, т. е. при Несторе.

Дело в том, что есть многочисленные свидетельства византийских авторов (патриарх Фотий, Георгий Кедрин, Константин Багрянородный, Иоанн Куропалат Скилица, Михаил Глика), что крещение Руси произошло намного раньше времени княжения Владимира Святославича, а именно при Аскольде и Дире. Если это так, то в 882 году произошел не только государственный переворот, а еще и, возможно, откат к язычеству, поскольку Олег был язычником.

Олег, очевидно, не зря носил свое прозвище «Вещий». Об этом его прозвании Типографский летописец сообщает: «И прозвашя Олга «Вещий», бяху бо людие погани и невегласи» или в современной адаптации: «И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными».

Между тем, данное объяснение автора ПВЛ не выглядит убедительным. Следуя подобной логике, к примеру, о св. Петре можно заявить, что его прозвали «Святым», так как прозватели его «были люди христианами и просвещенными». Но вообще-то, прозвание «святой», как и «вещий», люди получают за что-то, за какие-то деяния или свойства, хотя и особенности прозывателей должны быть учтены. Вряд ли мы ошибемся, если будем утверждать, что Петра именовали «Святым» оттого, что он совершал соответствующие поступки и был чист в помыслах. Дело в том, что слово «вещий», означает «мудрый», «знающий», а если следовать значению этого слова у кашубов (на территории «варяжского Поморья»), то и «оборотень», «упырь» [483] Первольф И. Германизация балтийских славян. СПб., 1876, с. 55, прим. 2. .

Скорее всего, Олег являлся не только князем, но и имел определенное отношение к языческому жречеству, причем именно к славянскому жречеству, поскольку при подписании договора с греками в 907 году русы клялись Перуном и Велесом, а вовсе не Одином. Здесь вспомним показания Типографской летописи: «Царь Леонъ и Александръ миръ сотвориста со Олгомъ, имемься по дань, и роте заходиша межди собою, целовавше крестъ, а Олга и мужи его водиша на ротоу по Рускомоу закону, кляшяся оружиемъ своимъ и Пероуномъ, богомъ своимъ, и Волоасомъ, си богомъ скотиемъ».

Итак, более чем очевидно, что при Олеге произошло возвращение руси к язычеству и отпадение ее от христианства. Это видно хотя бы из того, что в окружении Олега христиан нет. Между тем, уже при Игоре среди русов присутствуют как язычники, так и христиане, о чем свидетельствует следующая запись в ПВЛ (Типографская летопись): «И покладоша оружиа своа и щиты и злато, и ходи Игорь роте и моужи его, елико поганыхъ Роуси, а христианную Русь водиша къ кресту въ церкви святаго Илии, иже есть надъ ручаемъ, конець Пасыньча беседы и Козары, се бо бе соборная церкви, много бо бе Варягь хрестьяныхъ».

Очевидно, возврат к язычеству не был поддержан славянским обществом, во всяком случае, киевской землей точно. Почему? Потому, что при подписании договора Олега с греками среди имен Олеговых послов много имен явно неславянских. Т. е. Олег опирался при перевороте на «варягов». Что это были за «варяги», сказать сложно (вероятнее всего — руги). Этническая их принадлежность никакого особенного значения не играет. Факт состоит в том, что они были явно пришлым и чуждым для киевлян элементом. Кстати, Нестор особо отмечает, что «новушродыда, ти суть людье ноугородыда от рода варяжьска, преже бо беша словени», а Олег прибыл в Киев из Новгорода. При Игоре среди послов появляется уже много легко определяемых славянских имен и, соответственно, появляются христиане. Так что при Игоре начинается возврат к христианству и преодоление языческой реакции.

Конфликт IX века вовсе не является конфликтом каких-то пришлых скандинавов или хазар или еще кого-то, столь же пришлого, со славянами. Речь идет (кроме того, что в это время столкнулись государство и корпорация) о столкновении язычества и христианства, об угасании язычества и перемене общественного сознания и бытия.

Однако возникает вопрос, почему корпоратисты-язычники восстали против христианского миропорядка на Руси? Так ли уж была в них сильна языческая вера, что и сил с ней расстаться они не нашли и не потерпели распространения христианства среди славян?