Уильям Салливан - Тайны Инков

Эта этноисторическая действительность вновь появляется в виде темы в андской мифологии, где мы находим, например, что Луна приравнивается к периоду дикости. Оссио отмечал широко распространенную андскую традицию, которая (как и у майя) «представляет первую эпоху, в которую все было темно и Луна поэтому была доминирующем светилом», в связи с современными повестями о луне, собранными им в Андамарке. Эта ситуация соответствует «мраку», предшествующему сотворению Виракочей Солнца, Луны и звезд. В одной истории голого дикого мужчину приняли в деревне, чтобы «цивилизовать». Когда у него спрашивают имя его матери, он ответил, что «луна». В другой версии женщина по имени Кильяс, буквально «Луна», чье происхождение было одним из старейших в общине, умудрилась спастись из деревни «после нины пары, или огненного дождя, который положил конец эпохе диких людей».

Эти темы связаны также с подвигами Виракочи. Например, Пачакути Ямки приводит рассказ о том, как Виракоча нашел «женского идола» на холме Качапукара и был так разгневан, что сжег идола и разрушил холм. Этот холм, конечно, находится в той же Каче, сожженном огнем месте, которое рассмотрено выше в мифологической ассоциации с огнем и Млечным Путем. Так, в рассказе Оссио, как и у Пачакути Ямки, мы находим упоминание о предании огню укладов жизни, которые считались дикостью, где доминирующим светилом была луна, где первичный бог (иня) был женщиной и где происхождение велось по женской и лунной линии. Кроме того, постоянное упоминание космического огня предполагает такие временные рамки, когда солнце июньского солнцестояния впервые «зажгло» Млечный Путь, то есть приблизительно 200 год до н. э. (рисунок 6.2). Это та же самая дата, которой в археологии отмечается начало полномасштабного земледелия в Андах, известное как Ранний Промежуточный период.

В версии Сармьенто о сотворении мира Виракочей мы снова находим эти темы. Щекотливым моментом в ней является то, как Виракоча творит Солнце, Луну и звезды одновременно с созданием айлъю. Луна слишком яркая, фактически более яркая, чем солнце, которое, разгневавшись, берет горсть золы и бросает ее в лицо луне, навсегда делая тусклым ее относительный блеск [67].

Этот эпизод является классическим примером степеней сжатия информации в андской мифологии. Здесь предполагается, что в начале земледельческой цивилизации в Андах яркость Луны угрожала миссии Солнца и это последнее незамедлительно отреагировало. В этот момент с возникновением власти гермафродитного божества между солнцем и луной устанавливается новое отношение, — отношение, знаменующее относительное «понижение в должности» Луны. Временные рамки этого события отмечаются, опять-таки по неотвратимым правилам технического языка мифологии, приблизительно в 200 году до н. э. наличием золы, которую можно найти только вблизи огня (рисунок 6.2). Мы уже видели в инкском обряде умышленного наводнения Куско вариации на тему связи между золой и Млечным Путем (Приложение 1).

Снова подкрепляющее обращение к «Пополь-Вуху» показывает присутствие этих понятий в мифах майя. В них суровые испытания Близнецов продолжаются под началом Владык Шибальбы, которые в то время пытаются сжечь эту пару, но они чудесным образом возрождаются, когда их зола бросается в «реку» и, как и у Близнецов амуэша, попадает под защиту на «дно реки».

Появление огня одновременно с относительным понижением в статусе луны ассоциируется также в андской мифологии (как и в «Пополь-Вухе») с возникновением земледелия. Здесь мы находим представление о том, что в решающий момент появления земледелия бог новой эпохи обучает род человеческий соответствующим методам земледельческого труда, но настолько «магически», насколько не подобает богу выполнять людскую работу. В «Пополь-Вухе» Хунахпу и Шбаламке показывают все процедуры по возделыванию мильпы, но делают это мгновенно, магически. Андский аналог этого события выражается в «Богах и Людях Уарочири», когда Виракоча «в древнейшие из времен» научил людей, как создавать оросительные канавы и земледельческие террасы, «просто словами».

Теперь, в то время как в «Пополь-Вухе» возникновение земледелия Соотносилось с Четвертым Веком, в Андах это событие соответствует Третьему Веку, когда, как писал Гуаман Пома, мы впервые встречаем длинный перечень отличительных характеристик айлью, в том числе создание института брака и строительство первых земледельческих террас. Эти события, конечно, должны быть связаны, если, как и в «Пополь-Вухе»-, начало земледельческой цивилизации происходило одновременно с учреждением брака, когда мужчины отказались от более простых путей ради того, чтобы принять роли мужа, отца и земледельческого работника. Парадигматическим было утверждение Хунахпу «мы останемся, чтобы кормить вас». Кечуанским словом, обозначающим «мужа», было йана — буквально «слуга» [68].

Мотив волшебного вмешательства Виракочи в обучении человечества искусству земледельческого террасирования интересен не только из-за своего сходства с представлениями в «Пополь-Вухе». Он также относится к особому историческому событию, тому моменту, когда потребовалось массовое включение мужского труда, чтобы строить террасы и системы ирригации, необходимые для земледелия. И время, когда оно произошло, можно определить посредством археологии. Мы сейчас рассматриваем исторический момент складывания «вертикальных архипелагов», которые преобразили андскую цивилизацию. Согласно археологическим данным, первые свидетельства террасирования и ирригации начали появляться в бассейне Титикаки около 500 года до н. э. [69]и затем стали быстро распространяться по всему Андскому нагорью в начале Раннего Промежуточного периода, который отмечен примерно 200 годом до н. э.

Эта дата, конечно же, является той же датой, какую подсказывают мифы посредством изображения предания огню века, ориентированного на луну. Повторимся, мифы указывают на эту дату через упоминание «огня», подпалившего Млечный Путь посредством попадания солнца июньского солнцестояния в его пределы (рисунок 6.2). Стоит также снова упомянуть в этом контексте тот факт, что андская балансирная мельница, туна, была изобретена — и, следовательно, получила свое название — не ранее этого же времени, около 200 года до н. э.

Когда я просмотрел этот материал, я пережил и восторг и тревогу. Антропологически искушенные восприятия, излагаемые «Пополь-Вухом», казалось, повторялись в андском материале: дикий лунный век, преданный огню и смененный ведением полномасштабного земледелия, которое, в свою очередь, стало возможным благодаря социальным преобразованиям, включая брак. Хотя я предполагал на основе этого доказательства, что нечто очень похожее на социальную трансформацию, описанную в «Пополь-Вухе», происходило в Андах, я не находил прямых свидетельств в андском мировоззрении вопроса о матрилинейности или ее месте в тот исторический период. Я подозревал, какая кошка должна быть представлена в андской мысли, но не имел никакой возможности доказать это. К важнейшему вопросу андского представления о матрилинейных обычаях «людей-ягуаров» я подошел ни с чем.