Игорь Фроянов - Загадка крещения Руси

Характерно, что славяне, хотя и не поддались на проповедь, не причинили вреда миссионеру, который, если верить Житию, прямо-таки искал «неприятностей». Вероятно, здесь сказались, с одной стороны, святость уз гостеприимства {115} и уважительное, даже опасливое, отношение к служителям культа, пусть и поклонявшимся чужим богам. С другой стороны, видимо, Аманд был недостаточно последователен в поисках мученического венца. Ведь от корректности миссионера в немалой степени зависела его личная безопасность.

Другое отношение со стороны славян ждало тех представителей христианского духовенства, которых захватывали в плен во время войн и пиратских рейдов. Их обращали в рабство наравне со всеми {116} . Видимо, это было обусловлено взглядами язычников на побежденных. Поэтому и плененные «жрецы», с точки зрения язычников, утрачивали свою благодать, сверхъестественную силу, становясь в один ряд с другими пленными, а потом и с рабами.

Конечно, христианские миссионеры не совсем бездействовали. На основании актов Шестого Вселенского собора, состоявшегося в 680–681 годы в Константинополе, ряд исследователей считают, что уже тогда среди славян работали церковные миссии и часть славян могла принять крещение {117} . Однако что-либо определенное сказать на этот счет сложно. Отдельные успехи, скорее всего, были непрочными, а неофиты, как следует из более поздних времен, вполне могли оказываться во власти двоеверия. Наглядный пример такового являет история восточных славян после принятия христианства {118} . Сходные явления мы находим и у других народов. Суть подобных воззрений хорошо зафиксирована Видукиндом Корвейским на примере датчан, которые, по его словам, «с древних времен были христианами {119} , тем не менее, следуя обычаю отечества, поклонялись идолам. И случилось, что на каком-то пиру в присутствии государя возник спор о почитании богов, когда датчане стали утверждать, что Христос — бог, но имеются и другие боги, более (могучие…) так как могут вызывать перед людьми еще большие знамения и чудеса». Присутствующий там клирик Попо вступил в спор, который был разрешен следующим образом. Король Гаральд I Синезубый (936–985) велел испытать клирика раскаленным железом. Поскольку священнослужитель с честью выдержал испытание, «тем самым он доказал, что католическая вера заслуживает одобрения». Поэтому «король распорядился почитать богом одного только Христа», и приказал уничтожить идолы {120} .

Как бы там ни было, путь славянских народов к христианству был очень долгим и тернистым. Особенно упорствовали балтийские славяне. Гельмольд с полным основанием отмечал, что «среди всех северных народов одни лишь славяне были упорнее других и позже других обратились к вере» {121} . Еще в XII веке на значительной территории балтийских славян господствовало язычество, христианство насаждалось силой оружия, справедливо воспринимаясь местным населением как одно из средств их порабощения и ликвидации независимости. На жестокость славяне отвечали жестокостью, предавая мучительной смерти христиан, особенно представителей духовенства.

В отличие от язычества, христианство более нетерпимо относилось к иноверцам. Кроме того, оно являлось более организованной и мобильной религией, стремящейся к постоянному расширению своего ареала. Поэтому военно-политическая экспансия на славянские территории, осуществляемая христианскими народами, и процессы христианизации (по крайней мере с VIII века) были взаимосвязаны. Ситуация для язычества облегчалась тем, что у представителей светской власти меркантильные интересы часто преобладали над интересами веры, и они нередко закрывали глаза на языческие пристрастия славян, оказавшихся в орбите их влияния. Например, Карл Великий, немало способствуя крещению окрестных «варваров», охотно, «с Божией помощью» принимал под свою власть и язычников, в том числе славян {122} . Последних франки называли «нашими славянами» {123} . Невзирая на свое язычество, сражаясь с врагами Карла Великого, они одерживали победы с помощью веры «христиан и государя короля». И вознаграждал их Карл Великий «чрезвычайно, как они были того достойны» {124} . Спустя несколько столетий, ситуация мало изменится. Духовенство будет жаловаться, что сугубо прагматичные интересы светской власти вредили делу христианства у балтийских славян {125} .

Впрочем, приняв новую веру, славяне, если верить западноевропейским информаторам, становились одними из наиболее преданных последователей христианства. Например, мучительно трудно утверждалось христианство в Карантанском княжестве {126} .

Однако со временем все изменилось. Гельмольд, живший в XII веке, дает такую характеристику карантанцам: «…Это люди, преданные служению Богу, и нет народа более, чем они, достойного уважения и более приверженного в служении Господу и в почитании духовенства» {127} . Когда в 1168 году датский король Вальдемар, взяв Аркону, разрушил святилище Святовита, князь руян Яромир принял крещение. «Став христианином, он был столь же стойким в вере, сколь твердым в проповеди, так что (в нем) можно было видеть второго, призванного Христом», апостола Павла {128} . Как видим, отношение к славянам-христианам было прямо противоположным, чем к славянам-язычникам. И тот же Гельмольд не жалеет хвалебных и даже восторженных слов в адрес первых. Вместе с тем, христианизация целого ряда славянских народов становилась важным фактором ликвидации их независимости и ассимиляции.

По той же причине, что и византийские авторы, их западноевропейские коллеги не всегда улавливали языческое содержание в тех или иных действиях и поступках славян. В этой связи, например, представляет интерес сообщение Павла Диакона о несчастной для лангобардов битве со славянами начала VIII века, в которой, по словам автора, «погибла вся фриульская знать». Единственным отличившимся у побежденных оказался Мунихиз. «Когда его сбросили с коня и один из славян, тотчас напав на него, связал ему руки веревкой, он связанными руками вырвал из правой руки этого славянина копье и им же его пронзил, а затем, связанный, бросился вниз по неровному склону и спасся» {129} .

Связывание как способ лишить противника свободы движения широко распространено во всех армиях мира. Однако отдельные сведения источников позволяют считать, что в глубокой древности это был, помимо прочего, символический акт, свидетельствующий о поступлении в полное распоряжение победителя. Интересные сведения на этот счет находим у Тацита. Проигравший в кости «свою свободу и свое тело» германец, писал он, «добровольно отдает себя в рабство и, сколь бы моложе и сильнее выигравшего он ни был, безропотно позволяет себя связать и выставить на продажу». Акт связывания, несомненно, играл здесь символическую роль.