Елена Чиркова - Анатомия финансового пузыря

Другие ученые показали, что пузырь может случиться и в игре с ограниченным количеством возможных сделок перепродажи, если только игроки об этом не знают; или, например, некоторые игроки думают, что пузырь обязательно взорвется, но считают, что об этом не подозревают другие. Помогает, когда те, кто в игре, не знают, сколько человек еще может вступить в игру. Это характерно для новых игр, если же игра старая, то правила ее лучше известны и игроки «научаются» играть. В результате на руках с активом остается тот, у кого была самая высокая оценка данного актива или кто имел самые оптимистичные ожидания относительно продолжительности игры. Этот исход напоминает исход аукциона. Из теории игр известно, что если оценки актива нормально распределены относительно его справедливой цены, то выигравший аукцион заведомо переплачивает, и этот эффект называется «проклятьем победителя» (winner’s curse). Более подробный «расклад» возможных вариантов игры и предпосылок, при которых она возможна, см., например, в: [ Camerer 1989]. Это может быть еще одной причиной, по которой пузыри чаще надуваются на новых объектах – не только потому, что их трудно оценить. Это, кстати, может объяснить тот факт, что в играх типа МММ компания, затеявшая игру первой, выживает большее число раундов. Это мы видели на примере Румынии.

Рубин – в администрации Клинтона секретарь казначейства (министр финансов). Выходец из банка «Голдман сакс» (Goldman Sachs).

См. его статью «Как опционы вознаграждают менеджеров за разрушение стоимости («How Stock Options Reward Managers for Destroying Value») и статью, написанную им в соавторстве с главой группы Monitor Джозефом Фуллером (Joseph Fuller), «Просто скажите “нет” Уолл-стрит» («Just Say No to Wall Street»).

Leveraged buy-out – выкуп компании с использованием долга. При этом имеется в виду приобретение публичной компании и превращение ее в закрытую путем делистинга.

Если бы я издавала ее на русском, я бы перевела заглавие так: «Фас!...».

Как и в сигнальной модели Спенса, касающейся рынка труда, о которой мы говорили в главе 11.

Это относительно старая работа. Принятие закона Сарбейнса-Оксли, по идее, должно было ослабить данный эффект, так как, согласно закону, все аналитики имеют теперь равный «доступ к телу» менеджеров компаний, которые они анализируют.

Одна из самых популярных программ на телеканале CNBC, специализирующемся на финансовых новостях, о роли которого в раздувании интернет-пузыря мы уже говорили.

Таких акций было примерно 50. На пике пузыря в 1972 году их средний P/E составлял 42, во время медвежьего рынка 1972–1973 годов цены на эти акции упали в среднем на 62% [ Napier 2007, р. 247].

Картины импрессионистов действительно оказались «голубыми фишками». По данным, которые приводит сам Дреман, они упали в цене «всего» в два раза, тогда как цены на картины современных художников, достигавшие шестизначных цифр, свалились практически до нуля.

Для сравнения: Фишер Блэк, соавтор формулы опционов, в одной из своих работ [ Black 1986] заявил о том, что, по его мнению, рынок можно считать эффективным, если курсы акций отражают реальную стоимость компаний с точностью от 50 до 200%. Это, на мой взгляд, тоже перегиб, но в другую сторону.

Хороший набор цитат есть в: [ Chancellor 2000, р. 85].

У него был «попрошайка», который почему-то позднее трансформировался в чистильщика сапог. Видимо, в фольклоре смешались разные истории.

Можно провести параллель с одним шутливым индексом «пузыристости», который увязывает степень перегрева с высотой строящихся небоскребов.

По мнению Фабера, «иностранцы ответственны за финальный взлет на рынке прямо и косвенно. Прямое влияние состоит в том, что они увеличивают свои покупки в фазе инвестиционной мании. А косвенное выражается в том, что местные привыкают к растущему притоку капитала из-за рубежа, и убеждаются, что он будет расти постоянно» [ Faber 2008, р. 147]. «Я не видел бума, – пишет Фабер, – в котором местные не были бы убеждены, что иностранцы задерут цены еще выше. В период бума 1970-х годов все фокусировались на безудержном аппетите ближневосточных инвесторов по отношению к золоту. В 1980-е годы американцы думали, что покупка японцами реальных активов в США никогда не прекратится. Во время бума на японском фондовом рынке считалось, что иностранцы непременно придут, поскольку вес японских акций в их портфелях слишком низкий, в 1993–1994 годах все развивающиеся страны ожидали растущего притока иностранных денег» [ Там же , р. 147–148].

Я беру слово «инвестиционный» в кавычки потому, что речь идет, безусловно, об активах, которые приобретаются с целью извлечения прибыли, а не предметах потребления, и такие покупки можно назвать инвестициями; но, с другой стороны, покупки с целью перепродажи относятся к разряду «спекулятивных» инвестиций, и в этом смысле спекуляцию и инвестиции можно противопоставить.

Правда, многие из них также способствуют и объективному росту цен на инвестиционные активы, и этот рост отнюдь не всегда достигает иррациональной стадии.

Правда, есть исключения. Практически единогласно все исследователи, занимавшиеся 1920-ми годами и Великой экономической депрессией, отмечают, что в 1920-е годы пузырь надулся при жесткой монетарной политике. Федеральная резервная система начала повышать учетную ставку еще в январе 1928 года. Тогда она была повышена с 3,5% сразу до 5%, а в августе 1929 года увеличена еще на 1%. В 1929 году индекс M1 практически не рос, а потребительские цены даже падали [ White 1990].

Удвоение за восемь лет – это рост примерно на 8% в год. Это много, но не катастрофично.

Это логика «нас много и всем умереть не дадут». Как писал еще Сципион Сигеле, цитируя Тацита: «там, где виновных много, не должно наказывать никого» [ Cигеле 1998].

Одна из причин, по которой власти США дали обанкротиться банку «Лиман Бразерз», состоит именно в том, что в противном случае другие инвестиционные банки могли бы начать вести более рискованную политику, в меньшей степени опасаясь банкротства.

Кстати, Роберт Шиллер подметил, что подобным образом ситуация развивалась и на других медвежьих рынках: «На пути к трем пикам рынка, которые случились после создания Федеральной резервной системы, – а именно пикам 1929, 1966 и 2000 годов, Федеральная резервная система каждый раз выступала с предупреждением, что рынок акций переоценен» [ Shiller 2005, р. 225].