Мачей Кучиньский - ЗАГАДКА ФЕСТСКОГО ДИСКА И ЗМЕЕПОКЛОННИКИ

Обнаружив таким образом еще одно подтверждение тому, что небо миштеков, по крайней мере, одно из тринадцати или, по другим источникам, – девятое, сияет внутри живых организмов, я решил заняться вопросом о нем.

После всего того, что я смог выявить относительно деления, удвоения, копирования двойника, трудно было как-то не соотнести эти биологические явления с Омейоканом – (местом Двойственности, "на языке науатль) – самым высоким, тринадцатым небом.

"Тексты индейских информаторов" сообщают:

"…и знали толыпеки, что небес множество, говорили они, что их двенадцать, лежащих наверху.

Там живет истинный бог и его подруга,

бог небесный зовется господином Двойственности

Ометекутли,

а его спутница зовется Госпожей

Двойственности,

Омечиуатль.

Небесная госпожа речет:

над двенадцатью небесами стоит царь, стоит Господин " 5.

К этому объяснению отец Саагун добавляет: "Говорили, что от этого великого бога зависело существование всех вещей и что он позволял божественному существованию всего и оказывал божескую милость и сердечность, благодаря чему в утробах матерей зачинались дети " 6.

Оба эти речения, наряду со многими другими, скорее всего указывают на вполне определенный характер двойственности. Я приходил к заключению, что здесь речь идет о той великой борьбе противоположностей,, которою пронизано Бытие: день и ночь, солнце и луна, дождь и сушь, жизнь и смерть, холод и тепло, добро и зло, прекрасное и безобразное, развитие и застой, правые и левые и т. д. Мне показалось, что эта двойственность у индейцев касается прежде всего биологических основ размножения. Мотив двойственности с наидревнейших времен пронизывает все культуры Мезоамерики и связан прежде всего с культом плодородия на различных ее территориях. Археолог Витрауд Цандер так писала об этом: "Мы склоняемся к тому, чтобы поверить гипотезе, гласящей, что плодовитость является общим фундаментом и единственным источником всех традиций и проявлений двойственности" 7.

Если так, сказал я себе, то, исходя из того, что я уже выяснил относительно древнего биологического мышления, почему бы не употребить наиболее подходящие тут слова – "оплодотворение" и "репликация", которые незамедлительно переведут проблему из мистического плана в реальный мир клеток.

Так я и поступил, и тут же пара двойственных божеств пришла на память в присущей им сфере: в яйцеклетке. В ходе оплодотворения в ней встречаются две совокупленности хромосом – отцовская и материнская. Благодаря последовательным делениям остаются они и в каждой клетке тела. Любое свойство ребенка обусловлено двумя генами – "аллелями", как называют их биологи: геном, унаследованным от матери, и геном отцовским. Понятие двойственности могло как-то объяснить природу 2-Господина и 2-Госпожи. При этом я, конечно, не забывал, что высшее, мыслящее существо сложено прежде всего из духовных начал. Двойственность глобально отразилась во всех существах на Земле: физически – в их двуполости, псикически – в инстинктивном поведении особей или в особенностях мышления и психики индивидуумов.

Ацтеки верили, что Ометекутли положил начало жизни своим дыханием. Однако что было началом жизни, как не репликация? Первые частицы в химическом "бульоне" океана свыше четырех миллиардов лет назад начали удваиваться, создавая точные копии самих себя. Сегодня их называют генами. В этом их свойстве органического копирования кроектся причина начала и движения жизни.

В праокеане возник Омейокан – 2-Место. А самореплицирующиеся молекулы и есть "шнуры и ленты, упавшие с неба".

И от этого вот уровня я решил проследить структуры клеток и найти в Древней Мексике соответствующие им изображения особей, которыми можно заполнить общую картину Места Двойственности.

Итак, прежде всего гены. В кодексах они изображены в виде полосок умерших, амапамитль, и полосок на жертвенных флажках – узкой и широкой.

Гены, "записанные" в двух нитях двойной гелисы, "калькируются" так: молекулы ДНК расплетаются, и к каждой из нитей достраивается комплементарная нить, воспроизводя таким образом первоначальную молекулу в двух копиях. Символично это изображают раздвоенные змеиные языки тлаицко-шнтли – или узор расходящегося в виде буквы "V" гена драгоценного орежелья, а еще – удваивающихся молекул на щитах Кецалькоатля и других богов.

Структурой более высокого порядка является хромосома – моток нитей ДНК. Хромосома, создав свою копию, некоторое время остается с нею связанной, и два змеевидных образования носят названия бивалента.

Биваленту удивительно соответствуют условные изображения змея с двумя головами или двух переплетшихся змей, или параллельно лежащих змей, глаза которых, порой чрезмерно увеличенные,' ассоциируются с дочерними клетками. Удивляет и заставляет задуматься то, что древние майя уподобляли единичного перистого змея "живому зародышу воды"… А удвоение в таком случае подобно хромосоме как созданию, оживотворяющему "драгоценную воду".

Эту фазу – удвоение, – считал я, изображает знак оллин – движения в различных его вариантах. Наиболее соответствует его условному образцу фигурка, изображающая дугообразно отклонившиеся одна от другой палочки с человеческими лицами. Симметрия раздвоения, как я уже заметил при описании "орлиною тотема" со страницы 16-й кодекса Нутталь, визуально выражает идею копирования генов в хромосомах, удвоение их "записи", дающей индивидуальную неповторимость лица и всего тела.

Таким же образом следует воспринимать и глиняную фигурку из Тлатилько.

Две ее удлиненные головы, подобные одна другой, как и в предыдущем примере (кстати, из того же района), казалось, открывали новое направление для моих поисков. Но я отложил это ради иной работы, отметив лишь, что многочисленные фигурки, относящиеся к различным регионам и временам, изображающие антропоморфных существ с чрезмерно вытянутыми головами, могут тоже иметь "хромосомное" происхождение. И в конце концов, как знать, не это ли было причиной намеренной деформации толов у майя? Своим новорожденным они сжимали лбы досочками, что и приводило к удлинению черепов. Эту мысль о уподоблении хромосоме удивительно подтверждает тот майяский рисунок, на котором человеческая голова превращается в нечто змееподобное и ярмообразное.