Александр Елисеев - 1937. Сталин против заговора «глобалистов»

Собственно, это был не первый раз, когда Молотов спас Хрущева. Весьма занимательная история произошла в 1937 году на Московской отчетно-выборной партконференции. Тогда отважный Хрущев очень сильно опасался, что вскроется его троцкистское прошлое. В 1923 году он поддержал «демона революции», что в 1937 году было жутчайшим компроматом. Позднее, уже будучи персеком, Хрущев так объяснял свой [- 280 -] выбор — дескать, он был не то чтобы за Троцкого, но за внутрипартийную демократию. Никита Сергеевич, оказывается, уже тогда понимал, что дела в партии идут не совсем так. Ну а тут и подвернулся Троцкий с его демагогией. Обманули, выходит, Хрущева.

В 1937 году однако же Хрущев ни о какой демократии не думал, а, наоборот, — активно участвовал в кровавых репрессиях. И при этом, само собой, весьма опасался, что репрессируют и его самого. Потому он решился на весьма благоразумный поступок — подошел к Сталину и честно все ему выложил. Как вспоминает Хрущев, Сталин отреагировал на это весьма благодушно и решил: «Пожалуй, не стоит говорить. Вы рассказали нам, и достаточно». Но тут вмешался Молотов, присутствующий при разговоре. Он сказал: «Нет, пусть лучше расскажет». И тогда Сталин согласился с Молотовым: «Да, лучше расскажите, потому что если вы не расскажете, то кто-нибудь может привязаться, и потом вас завалят вопросами, а нас заявлениями». Действительно, кто-нибудь наверняка припомнил бы Хрущеву его троцкистские грешки. Вон, Маленкову даже припомнили то, что он в 1918 году был в Оренбурге, когда этот город захватили белые. А ведь ему было на тот момент всего лишь 17 лет. Так что Хрущев был очень сильно обязан Молотову, который спас его дважды. Но какое там — у таких людей понятий о признательности нет. Молотов, как и другие участники пресловутой «антипартийной группы», был не только снят с высоких постов, но и «вычищен» из партии.

Однако это произойдет в 1961 году. А двадцать лет тому назад Молотов всерьез претендовал на лидерство в самой партии. События в день 29 июня развивались по весьма интересному сценарию. После крутого разговора со своими военачальниками Сталин отправился к себе на ближнюю дачу и сказал соратникам: «...Ленин оставил нам великое наследие, мы его наслед- [- 281 -] ники — все это просрали» (Микоян). А если верить Хрущеву, который ссылается на слова Берии, то Сталин отказался от руководства. Не исключено, что вождь и в самом деле заявил о своем отказе. И тут могло быть самое разное. Возможно, имел место эмоциональный всплеск, но более вероятно иное — Сталин решил спутать карты своим политическим противникам. Они поместили его в изоляцию с целью устранить от власти де-факто, а он заявил о том, что отказывается от нее и де-юре.А это сразу же меняло все дело. Сталин был крайне популярен. Вещать от его имени было удобно, а зачеркивать это имя — чревато. Скорее всего, Сталин воспроизвел технологии, которые использовались Иваном IV и Лениным. Грозный Царь удалился в Александрову слободу и оттуда обратился к народу, обрушив свой гнев на бояр. А Ленин, во время дискуссии по поводу заключения Брестского мира, бросил вызов большинству ЦК, который выступал за войну с Германией. Ильич пригрозил тем, что выйдет из ЦК и обратится за поддержкой к партийным массам. И в том, и в другом случае технология ухода (точнее, имитации ухода) сработала. Сработала бы она и в этот раз.

Заговорщики, а речь идет о заговоре с целью захвата власти,это отлично понимали. Поэтому они решили подстраховаться, создав нечто вроде структуры, стоящей и над правительством, и над ЦК. 30 июня Молотов пригласил в свой кремлевский кабинет Л. П. Берию и Г. М. Маленкова. (Последний, к слову сказать, также входил в число «обиженных». До мая 1941 года он был на равных со Ждановым. Первый возглавлял Управление пропаганды и агитации ЦК, а Маленков — Управление кадров. Но после назначения Жданова вторым секретарем Маленков стал его подчиненным. Зато в первые дни войны Жданова оттерли в Ленинград, в результате чего Георгий Максимилианович вернул свои утраченные позиции.) Вместе они [- 282 -] создали новый орган власти — Государственный комитет обороны (ГКО).

Сама идея создания такого органа принадлежала Молотову и Берии, о чем в своих мемуарах сообщает Микоян. Очевидно, что Вячеслав Михайлович уже ощущал себя хозяином Кремля и создавал новую государственно-политическую систему — «под себя». Так происходил тихий государственный переворот.Не случайно же «тройка» постановила, что ГКО призван «сосредоточить всю полноту власти в государстве».И вот каково было первое решение тройки — 1 июля ГКО принял постановление, которое существенно расширяло права наркоматов — в ущерб правительству, во главе которого стоял Сталин. По сути, заговорщики выступили как лоббисты ведомств, желавшие добиться благосклонности аппаратчиков.

Триумвират был в полушаге от успеха, но его участникам не хватило решимости. Они побоялись полностьюоттереть Сталина от власти (это можно было сделать без громких объявлений, тихой сапой). Кроме того, им все-таки нужна была его энергия — ведь с Гитлером бороться было, мягко говоря, трудновато. Поэтому тройка все-таки предложила Сталину войти в ГКО, надеясь, что он будет находиться там в меньшинстве.

Члены Политбюро приехали к Сталину для того, чтобы сообщить ему о своем решении. Причем сделали они это без всякого приглашения. Для Сталина их визит был неожиданным. И одно это показывает, что к нему относились уже не слишком серьезно. Похоже, «сталинскую гвардию» не волновало — как вождь отнесется к такому визиту, вызовет ли это его неудовольствие или даже испуг. А действительно — есть чего испугаться, когда в такой момент к тебе вваливаются «соратники», приехавшие непонятно с чем. Что, они не понимали, какоек такомувизиту может быть [- 283 -] отношение? Наверняка понимали, но это понимание уже никак не повлияло на их поведение.

Микоян описывает беседу Сталина с нежданными визитерами следующим образом: «Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин. Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. «Хорошо», — говорит. Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного комитета обороны: «Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я. Сталин заметил: «Надо включить Микояна и Вознесенского. Всего семь человек утвердить». Берия снова говорит: «Товарищ Сталин, если все мы будем заниматься в ГКО, то кто же будет работать в Совнаркоме, в Госплане? Пусть Микоян и Вознесенский занимаются всей работой в правительстве и Госплане». Вознесенский поддержал предложение Сталина. Берия настаивал на своем. Вознесенский горячился. Другие на эту тему не высказались... Я считал спор неуместным».