Руслан Скрынников - Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века

Даже после соединения восставших отрядов с кромским гарнизоном численное превосходство оставалось на стороне верных правительству войск. По словам современников, мятежников было полторы сотни на тысячу. [87] Там же. Однако нападение казаковг усугубило панику в полках и помешало Катыреву, Телятевскому и другим воеводам организовать сопротивление и удержать лагерь за собой. Характерно, что Корела отдал приказ не применять оружия. Деморализованные изменой ратники «плещи даша и побегоша», донцы же «гоняще их, сетчи же их щадяху», «в сечи же и убиства место плетми бьюще их и, гоняше, глаголюще: „Да потом на бой не ходите противу нас!“». [88] Иное сказание. — РИБ, т. XIII, стб. 44. Как отметил П. Петрей, казаки выбили воевод из лагеря, воспользовавшись возникшей там смутой и суматохой. [89] Реляция Петра Петрея о Москве начала XVII в., с. 91.

Воеводы М. П. Катырев, А. А. Телятевский, В. П. Морозов, М. Ф. Кашин, В. Б. Сукин бежали в Москву. [90] Попов А. Изборник, с. 238; Бельский летописец. — ПСРЛ, т. 34, с. 242; Повесть 1626 г. — РИБ, т. XIII. стб. 576. Вместе с ними лагерь покинуло много тысяч дворян, детей боярских и прочих ратных людей. В течение трех дней беглецы шли через Москву расстроенными толпами, возвращаясь в замосковные и северные города. Когда бояре спрашивали их, почему они так поспешно бежали из-под Кром, они «не умели ничего ответить». [91] Масса И. Краткое известие, с. 102.

Руководители мятежа предпринимали энергичные усилия к тому, чтобы удержать инициативу в своих руках. Без армии династия Годуновых была обречена на гибель. Голицыны и Басманов сделали все, чтобы ускорить ход событий в Москве. Они отправили в столицу с тайной миссией к столичным боярам — противникам Годуновых — нескольких знатных лиц, чтобы привлечь думу и население на свою сторону. [92] Письмо Лжедмитрия I Ю. Мнишку 14 (24) мая 1605 г. — СГГД, ч. 2, с. 197.

Голицыны убедили захваченного в плен Салтыкова присоединиться к ним, после чего тот был освобожден из-под стражи. По-видимому, им удалось привлечь на свою сторону Ф. И. Шереметева, находившегося с ратными людьми в Орле, и князя И. С. Куракина, бывшего главным воеводой в Туле. [93] См. об этом: Белокуров С. А. Разрядные записи, с. 238–239, 133. Оба названных воеводы вскоре присоединились к Лжедмитрию.

Дворянское ополчение служило главной военной опорой самодержавной царской власти. Однако к весне 1605 г. эта опора оказалась расшатанной. Попытки подавить массовые выступления в южных городах закончились провалом. Экономические затруднения, связанные с неизжитыми последствиями трехлетнего голода, и военные неудачи способствовали деморализации дворянства.

В связи с развитием поместной системы на южных окраинах государства возникла категория детей боярских, владевших мельчайшими поместьями и несших службу не в конном дворянском ополчении, а «с пищалями» в пехоте. Участие южных помещиков в мятеже доказывает, что настроения недовольства получили в их среде широкое распространение.

Запустение фонда поместного землевладения и измельчание поместий побудили правительство вдвое увеличить нормы «уложенной службы». Оказалось нарушенным традиционное соотношение численности дворян и их слуг в полках. В конце концов дворянское ядро потонуло в массе боевых холопов, казаков, стрельцов, даточных людей и крестьянской «посохи». Все эти люди принадлежали к низам общества, охваченным брожением.

Выступление дворянских заговорщиков под Кромами привели в действие, по существу, те же самые механизмы, которые позволили сторонникам Лжедмитрия одержать верх во время антиправительственных мятежей в Путивле и других южных крепостях.

Главные вожди переворота не спешили на поклон к самозванцу. Располагая многотысячной армией, они имели все основания считать себя господами положения. Самозванец сознавал это и сделал все, чтобы не попасть в западню. Как отметил С. Борша, в походе на Москву «царевич», не доверяя «тому войску (бояр Голицыных и Басманова. — Р.С. ), приказывал ставить его в полумиле от себя, а иногда в расстоянии мили, а около царевича при остановках и в пути до самой столицы были мы — поляки; ночью мы ставили караул по 100 человек». [1] Борша С. История Московская, стб. 396–397.

Настроения в лагере под Кромами были неопределенными и изменчивыми. В первый день в лагере толковали, будто «царевич» находится совсем близко, то ли в Курске, то ли в Рыльске. Затем узнали, что он еще не покинул Путивля. Через несколько дней в лагере произошло брожение. Многие говорили, что «Дмитрий» бежал в Польшу, что он «не истинный (Дмитрий), а злой дух, смутивший всю землю». После пира наступило похмелье. Многие ратники не скрывали сожаления о том, что им не удалось уйти из лагеря в Москву. Трудно сказать, от кого исходили неблагоприятные для самозванца слухи. Голицыны и прочие бояре, унимая ратников, были, во всяком случае, весьма немногословны. «Дождитесь конца, — будто бы говорили они, — а до тех пор молчите». [2] Масса И. Краткое известие, с. 103.

На пятый день после переворота в Путивль прибыл брат В. В. Голицына князь Иван. Он не имел думного чина и по своему положению в полках далеко уступал прочим руководителям заговора. С Голицыным прибыло несколько сот дворян, стольников и «всяких чинов людей», представлявших дворян разных «поветов» — уездов и городов. [3] Разрядная книга 1550–1636 гг., т. II, вып. I. М., 1976, с. 225; Письмо Лжедмитрия I Ю. Мнишку от 14 мая 1605 г. — СГГД, ч. 2, с. 196.

В Путивле И. В. Голицын проявил крайнюю угодливость перед самозванцем, стремясь завоевать его доверие. Оправдывая свое предательство, он ссылался на двусмысленность присяги, данной им и другими воеводами царевичу Федору Годунову. Прежде и патриарх и царь Борис неизменно называли «царевича» Отрепьевым. В присяге это имя вовсе не было названо. Если «царевич» — не Гришка, то почему он не может быть настоящим сыном царя Ивана Васильевича?

Голицын клеймил Бориса Годунова самыми бранными словами, клялся в вечной верности прирожденному государю и умолял немедленно идти в Москву и занять престол. [4] Письмо Лжедмитрия I Ю. Мнишку от 14 мая 1605 г. — СГГД, ч. 2, с. 196–197; см. также: Пирлинг П. Дмитрий Самозванец, с. 197–198. Отрепьев, как видно, не слишком доверял словам Голицына и принял все меры предосторожности, прежде чем выехать в Кромы. Через несколько дней после переворота он прислал в русский лагерь посланца князя Б. М. Лыкова, который повторно привел к присяге полки и объявил милостивый указ «царя Дмитрия». [5] Масса И. Краткое известие, с. 103.

Отрепьев сделал то, чего ждали от него уставшие полки. Он приказал немедленно распустить на отдых (на три-четыре недели) всех дворян и детей боярских, у которых были земли «по эту сторону от Москвы». [6] Маржарет Я. Записки, с. 196. Иначе говоря, роспуску подлежали прежде всего дворяне из заокских городов — Рязани, Тулы, Алексина, Каширы и пр. Именно эти дворяне были главной опорой заговора в полках.