Леонид Млечин - КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы

Это произошло в 1956 году, когда Хрущев уже произнес свой знаменитый доклад о сталинских преступлениях, а уж в 1954-м Абакумов и подавно не мог ссылаться на приказы Сталина и других его подручных.

Обвинение стояло на своем: «Подсудимый Абакумов, будучи выдвинут Берией на пост министра госбезопасности, являлся прямым соучастником преступной заговорщической группы, выполнял вражеские задания Берии».

Нелепо, конечно, было обвинять Абакумова в том, что он — соучастник преступной заговорщической группы Берии. Он просто верно и преданно служил Сталину, ради этого злоупотреблял властью, фальсифицировал дела, что влекло за собой смерть невинных людей.

Если уже расстрелянный к тому времени Рюмин обвинял Абакумова в том, что он покрывал Кузнецова, Вознесенского и других врагов народа, то Генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко винил Абакумова в том, что он был инициатором «ленинградского дела» и уничтожил выдающихся государственных деятелей…

Его признали виновным в измене Родине, вредительстве, совершении терактов, участии в контрреволюционной организации. Его расстреляли 19 декабря 1954 года, буквально через час после вынесения приговора, не дав возможности обратиться с просьбой о помиловании. По словам начальника внутренней тюрьмы, последние слова Абакумова были:

— Я все, все напишу в политбюро…

Договорить он не успел.

В 1994 году Военная коллегия Верховного суда изменила приговор в отношении Абакумова и его подельников и переквалифицировала действия осужденных на статью 193–176 Уголовного кодекса РСФСР (в редакции 1926 года) — «воинско-должностные преступления». Теперь Абакумова нельзя считать государственным преступником.

В декабре 1997 года Верховный суд пересмотрел дела Абакумова и казненных вместе с ним бывшего начальника следственной части по особо важным делам МГБ Александра Леонова и двух его заместителей — Михаила Лихачева и Владимира Комарова и, как ни выглядит это фантасмагорически, всем им, уже убитым, заменил расстрел тюремным заключением сроком на двадцать пять лет без конфискации имущества. Последнее имеет некоторое значение для наследников.

Семен Денисович Игнатьев родился в 1904 году в Херсонской губернии в бедной крестьянской семье. Работать начал чуть ли не в десять лет. Отец бросил деревню, уехал на хлопкоочистительный завод в Термез. Там же четыре года работал и будущий министр.

Потом он устроился подручным слесаря Эмир-Абадских железнодорожных мастерских. В конце 1919 года Игнатьев стал секретарем комсомольской ячейки главного депо Бухарской железной дороги.

В 1920 году активного комсомольца взяли в политотдел Бухарской группы войск, в следующем году перевели в военный отдел Всебухарской ЧК, а затем в Главное управление милиции Бухарской республики.

В эти годы из Бухары был изгнан эмир, и Бухара перешла под власть Москвы: сначала формально провозгласили Бухарскую Народную Советскую Республику, в 1924-м ее назвали Бухарской Социалистической Республикой, а через несколько месяцев территорию бывшего Бухарского эмирата поделили между Туркменией, Узбекистаном и Таджикистаном. Бухарцы долго сопротивлялись советской власти. Их называли басмачами и планомерно уничтожали.

Игнатьев тем временем сделал первый шаг в своей долгой и успешной административной карьере. Сначала его взяли в организационный отдел Коммунистического союза молодежи Туркестана.

Потом он перешел на профсоюзную работу — сначала в Узбекистане, потом в Киргизии. В 1926 году Игнатьева приняли в партию. В 1931-м он поступил во Всесоюзную промышленную академию имени И. В. Сталина, получил специальность инженера-технолога по самолетостроению, но строить самолеты ему не пришлось.

Сразу после окончания академии его приняли на работу в промышленный отдел ЦК. Он трудился под началом известного в ту пору секретаря ЦК Андрея Андреевича Андреева. Став сотрудником партийного аппарата, Игнатьев нашел наконец себя.

Через два года, в октябре 1937 года, когда благодаря усилиям Ежова вакансии возникали буквально каждый день, Игнатьева отправили первым секретарем Бурят-Монгольского обкома (с 1923-го по 1958-й Бурятия называлась Бурят-Монгольской Автономной Республикой). Войну Семен Денисович провел в тылу. В январе 1943 года был переведен с повышением первым секретарем Башкирского обкома.

В 1946 году, после очередной реформы центрального партийного аппарата, в ЦК образовали управление по проверке партийных кадров и собрали в нем опытных провинциальных секретарей. Начальником управления назначили секретаря ЦК Николая Семеновича Патоличева. Его первым заместителем стал Семен Игнатьев.

Патоличев пишет в своих воспоминаниях, что Сталин относился к Игнатьеву с доверием, хорошо о нем отзывался. Через год Семена Денисовича отправили в Белоруссию секретарем ЦК по сельскому хозяйству и заготовкам. Потом повысили во вторые секретари.

В 1949 году Игнатьева перебросили в другой конец страны и назначили секретарем Среднеазиатского бюро ЦК и уполномоченным ЦК по Узбекской ССР.

Бывший первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Нуриддин Акрамович Мухитдинов вспоминает, что Игнатьев прибыл в Ташкент вместе со своим аппаратом — несколько десятков человек. Они подготовили обширную записку о положении в сфере культуры, науки и искусства Узбекистана. Был составлен длинный список самых заметных деятелей науки и культуры, которых обвинили в том, что они ведут активную националистическую и антипартийную деятельность: встречаются, обсуждают положение дел в республике и вербуют себе сторонников среди интеллигенции и молодежи…

Эти обвинения вполне тянули на большое дело, а приехавшим из Москвы чиновникам хотелось заявить о себе какими-то громкими разоблачениями.

Мухитдинова, в тот момент секретаря ЦК республики по идеологии, вызвали в Москву. Он попросился на прием к Маленкову. Тот принял его на следующее утро. Грозно спросил:

— Что же это у вас в Узбекистане слабо ведется работа по осуществлению курса на решительные изменения в идеологической работе? Завтра хотим обсудить на секретариате записку Игнатьева о фактах проявления национализма, местничества, восхваления прошлого, игнорирования достижений советского народа и партии.

Мухитдинов ловко повел разговор:

— Товарищ Маленков, аппарат уполномоченного ЦК по Узбекистану всесторонне изучил данные вопросы. Товарищи, прибывшие из Москвы, тщательно разобрались. Мы все это рассматриваем как помощь. Вместе с тем нельзя согласиться с грубыми обобщениями и огульными обвинениями. Такой подход вызовет обиду не только интеллигенции, но и всего народа, у которого тысячелетняя история и древняя культура. Обсуждение на секретариате ЦК и решение, которое будет принято, — это очень полезно. Но может быть, было бы лучше передать эти записки на рассмотрение ЦК компарии Узбекистана? Это повысило бы ответственность работников республики…