Татьяна Соболева - История шифровального дела в России

Я имею сотни честных друзей–коммунистов, сотрудников ГПУ, которые так же мыслят, как и я, но, боясь мести за рубежом СССР, не рискуют совершить то, что делаю я.

Я — первый из них, и пусть я послужу примером всем остальным честным моим товарищам, мысль которых еще окончательно не заедена официальной демагогией нынешнего ЦК.

Я зову вас на борьбу за подлинную, реальную, настоящую свободу» [249] ГАРФ. Ф. 5856. Оп. 1. Д. 461. Л. 9. .

Читая эти строки, кто–то, возможно, проникнется уважением к их автору. Может даже показаться, что поступок Агабекова был продиктован самыми светлыми устремлениями. И все же постараемся осмыслить это событие более глубоко.

Известно, что, начиная с Агабекова, некоторые другие советские разведчики также покидали свою родину, оказывались «невозвращенцами»: Игнатий Рейсс, Александр Бармин и даже резидент советской разведки в Западной Европе генерал Вальтер Кривицкий… Все они формулировали побудительные мотивы своего поступка примерно одинаково, так же, как и Агабеков, утверждая, что в СССР произошел «контрреволюционный переворот» и «Каины рабочего класса… уничтожают дело революции» [250] Цит. по: Кожинов Вадим. Россия. Век XX. (1901—1939). С. 312. .

Ниже мы еще вернемся к происходившим в 30–х годах в СССР событиям, здесь же рассмотрим поступки этих людей с профессиональной для них точки зрения. Конечно, политические взгляды и убеждения — дело сугубо личное, также частным делом являются и вопросы места жительства и т.п. Но ведь все эти люди были сотрудниками спецслужбы и потому являлись носителями важнейшей секретнейшей информации, представляющей государственную тайну. Оказавшись на Западе, ни один из них не счел возможным сохранить молчание о своей деятельности в советских органах госбезопасности. Каждый, как правило, выступал в прессе, весьма откровенно, походя, раскрывая разведывательные структуры, способы и методы работы разведки и многое другое. Они, очевидно, считали вполне моральным этой торговлей государственными секретами зарабатывать себе на жизнь. Борьба за правду и предательство — вещи несовместимые. Например, из Кривицкого Джейн Аргер — профессиональный офицер разведки из сотрудников МИ–6 (английская разведывательная служба) вытянула при допросе важнейшие сведения о том, что советская разведка послала в Испанию во время гражданской войны молодого английского журналиста. Этим был поставлен под удар советский разведчик Ким Филби. Он писал, что за время его службы (с 1934 по 1963 г.) «не было ни одной глубокой операции против советской разведки, которая принесла бы какие–то результаты. СИС («Сикрет интел–лидженс сервис». — Т. С.) жила лишь неожиданными подачками, которые судьба буквально бросала иногда ей в руки, если не считать одного–двух исключений… Эти подачки приходили в виде редких перебежчиков из СССР. Они «выбирали свободу» подобно Кравченко, который, последовав примеру Кривицкого, быстро разочаровался и покончил жизнь самоубийством» [251] Филби К. Моя тайная война. С. 102, 107. .

В 1930 г. в эмигрантской газете «Последние новости», выходившей в Париже, были опубликованы воспоминания Агабекова [252] Последние новости. 1930. № 3474 от 26 сент. и другие номера. Мы использовали публикации Агабекова, хранящиеся в ГАРФ. Ф. 5856 Оп. 1. Д. 503. . В начале 30–х годов здесь же вышла его книга. В своих публикациях автор приводит сведения по интересующей нас теме.

Агабеков рассказал, что в середине 20–х годов чекистов весьма интересовали отношение Афганистана к басмачеству и роль афганского консула в Ташкенте в этом вопросе. Для целей осведомления был выбран переводчик Хубанио, таджик по национальности, так как афганский консул также был таджиком. Подосланный к консулу, Хубанио быстро с ним сдружился. Используя племенную вражду между афганцами и таджиками, он уговорил консула продать нам шифры и секретную переписку консульства. Консул запросил за это 10 тысяч рублей золотом. Так как денег не было, чекисты разработали следующую операцию. Выбрав день, когда в консульстве остались только консул и секретарь (охрану можно было не считать, так как она была нашей), Агабеков пригласил консула на ужин, а секретаря вызвала к себе его подруга. В конце пиршества консулу подсыпали в стакан снотворного и, когда он заснул, у него с часовой цепочки сняли ключи от несгораемого шкафа. Быстро проникнув в консульство, чекисты сфотографировали шифры и секретную переписку.

С 1924 г. Агабеков занимал должность начальника Восточного сектора ИНО ОГПУ в Москве, был резидентом ОГПУ на Ближнем Востоке (Турция, Греция, Сирия, Палестина, Египет). Из его воспоминаний, касающихся этого времени, мы узнаем, что большой интерес для чекистов представляла деятельность английского генерального консульства в Мешхеде. Состояло оно из генерального консула и военного атташе, являвшегося одновременно представителем индийского генерального штаба. Оба они переписывались с британским посланником в Тегеране и с индийским генеральным штабом. Штаб информировал военного атташе о положении на Востоке посредством месячных и шестимесячных сводок. Агабеков пишет: «Всю переписку мы аккуратно получали и пересылали в Москву (1923—1927 гг.), в ОГПУ». Делалось это так. У предыдущего резидента ОГПУ в Персии Апресова состоял агентом некто Мирзоев, глубокий старик, азербайджанец, родившийся в Персии. Еще в 1923 г. Мирзоев завербовал на персидской–почте чиновника, ведающего иностранной корреспонденцией. Между Персией и Индией дипкурьеры были очень редки, и пакеты, запечатанные сургучными печатями, обычно доверялись персидской почте.

Завербованный советской разведкой чиновник задерживал на сутки корреспонденцию, получаемую на имя английского консула, и вечером, в день получения, передавал ее через Мирзоева чекистам. Пакеты немедленно вскрывались, документы копировались и в ту же ночь возвращались обратно. На следующее утро почту благополучно доставляли английскому консулу.

Апресов, а вслед за ним Агабеков вскрывали почту, а затем опечатывали ее, судя по описанию, абсолютно тем же способом, каким это делалось в царских «черных кабинетах» России в начале XX в. Печать изготовлялась тем же способом, о котором в свое время рассказывал Осоргин. Апресов документы переписывал, используя для быстроты почти весь наличный персонал советского консульства. Это было опасно и грозило провалом. В 1925 г. в Мешхед прибыл в качестве резидента Браун, старый партиец, друг Трилиссера, работавший до этого в Лондоне и Китае. Он несколько улучшил дело, начав фотографировать документы, за неимением электричества пользуясь магнием. Агабеков, прибывший ему на смену в 1926 г., работал так же. Вскоре старик Мирзоев умер, продолжил работу его сын, получая 1 доллар за пакет.