Теймур Мамедов - Когда боги спят

Усевшись на свои места, великие Персиды и гости владыки окидывали взглядом широкие столы, ломившиеся от всевозможных явств: зажаренных целиком быков, коров, телят и баранов; запеченных в тесте, испеченных в песке и золе гусей и диких кур; пучки зелени, уложенные пирамидами всевозможные фрукты красовались на серебряных подносах. Золотые кубки, доставшиеся Киру по наследству от Астиага и взятые в виде военной добычи во время походов по просторам Азии, отражали своими полыхающими поверхностями бородатые лица гостей. Те из них, кто впервые прибыл в Сузы, с нескрываемым любопытством осматривали внутренний двор, украшенный яркими цветами, сочной зеленью, гирляндами из ветвей кипариса и благородного тамариска, разноцветными, ниспадающими мягкими складками, лоскутами материи. На стенах на одинаковом расстоянии друг от друга на высоте в два человеческих роста, горели ровным невидимым пламенем длинные факелы огонь очистит мысли пирующих и отгонит от них зловредных демонов, распространяющих вражду среди смертных.

За спинами гостей стояли лотки с еще сырым мясом, фруктами, зеленью и овощами; рядом с ними - сосуды с широким горлом, кратеры, как называли их греки. Виноградное и финиковое вино в этих сосудах уже с утра было разбавлено водою и готово к употреблению.

В той части двора, где располагались казармы дворцовой охраны, высилось сооружение в три человеческих роста, задрапированное яркими бактрийскими и согдийскими коврами, украшенное гирляндами свежих и ароматных цветов. Верхнюю часть сооружения венчали два сиденья из черного эфиопского дерева с массивными подлокотниками из желтой слоновой кости на них должны восседать под взглядами пирующих сын и дочь благочестивого Кира. Испив златоцветной хаомы, дарующей физическую силу и здоровье потомству, они возлягут в эту ночь на общее ложе.

Осмотревшись, вельможи и гости владыки заводили между собою легкие, пустячные разговоры - сидеть без дела на неудобных скамейках занятие утомительное. Один вспоминал пышные свадьбы Камбиза, другой, облокотившись о стол, советовался со своим заспанным соседом, когда и где выгоднее сбыть привезенную с песчаных берегов Пиравы богатую добычу. Третий уже начинал горячиться, доказывая своим даже не пытавшимся возражать соседям, что ни одна охотничья собака не идет ни в какое сравнение с псом из далекой страны Синдху, обученным преследовать зверя и гнать его в сторону притаившегося охотника. Те, кто провел большую часть своей жизни в стремительных походах Кира и Камбиза, а поэтому не успел обзавестись семьей, громогластно рассуждали о преимуществах холостяцкой жизни, лишенной всевозможных забот о гареме и его изнывающих от тоски обитательницах.

И когда уже казалось, что гости забыли, по какому поводу они собрались на территории дворца со всех концов обжитого мира, раздалось пение священных гимнов - процессия наряженных в белоснежные одежды священнослужителей, впереди которой шли владыки и Атосса, покидала внутренние покои дворца. Разговоры за столами немедленно прекратились, все встали и развернулись в сторону торжественного шествия, сотрясая воздух гортанными криками в честь царственной четы, и тотчас же словно многоголосое эхо подхватило эти крики, все многолюдные улицы, уже перегороженные столами, взорвались медным звоном гонгов, серебряных колокольчиков, ревом труб и радостными самозабвенными воплями. Тысячи вспугнутых и выпущенных на волю птиц взмыли в воздух, затмив собою синий шатер неба.

Маги несли в руках ветви тамариска и факелы с ярко-красными рукоятями, какие были укреплены на каменных стенах дворца и ограды. Медленным, торжественным шагом, нигде не останавливаясь, обогнула многочисленная процессия заваленные явствами столы и вышла к сооружению, задрапированному яркими коврами. Владыка в таком же белоснежном одеянии, как и следующие за ним священнослужители, поддерживал за правый локоть облаченную в зеленый наряд Атоссу. Вместе поднялись они на возвышение по огибающей его лестнице, на каждой ступени которой застыл рослый копьеносец с насупленным от напряжения взглядом. Как только царственная чета уселась, маги прекратили пение гимнов, смолкли постепенно крики во дворе, а вслед за этим и на улицах столицы. Двое молодых жрецов поставили перед женихом и невестой легкий походный столик о трех ножках, водрузили на него высокий сосуд с хаомой, две нефритовые чаши, яйцо - символ зарождения новой жизни, бронзовое зеркало и два золотых подноса: один с проросшими зернами пшеницы и ячменя, второй с особой пищей, предназначенной для новобрачных и составленной из семи сортов орехов и фруктов: грецких орехов, миндаля, фисташек, инжира, хурмы, винограда и гранатов. Когда молодые жрецы покинули возвышение, владыка взял с подноса несколько зерен пшеницы и поделился ими с Атоссой. Когда царица съела их, владыка вытянул вперед правую руку ладонью вниз - и тотчас же рабы устремились к ломящимся от явств столам, забулькало вино, изливаясь из сосудов в золотые кубки...

Пиршество началось одновременно и во дворце, и на всех улицах празднично украшенной столицы.

Иссиня-черные волосы Атоссы, заплетенные в тонкие косички, змеились по ее плечам. Подведенные сурьмой глаза казались огромными на неестественно бледном лице, которого не касался, казалось, луч солнца. Те, кто видел царицу на свадебном пиру рядом с Камбизом шесть лет назад, не могли на заметить сейчас происшедшей с ней разительной перемены - если тогда она была юной девушкой, то сейчас перед ними была умудренная горьким жизненным опытом женщина, чьи краски, данные ей от природы, поблекли от неудовлетворенного желания властвовать и повелевать.

Необычна судьба этой много претерпевшей и испытавшей женщины. Дочь властителя Азии, вступает в брак, который в те времена считался священным, со своим единокровным братом и в течении шести долгих лет, показавшихся царице вечностью, нелюбимая и отвергнутая, живет то в дикой глуши, куда сослал ее подальше от своих глаз Камбиз, то в одном из покоев царского гарема на территории дворца в Сузах, и все эти годы, терзаемая ревностью к своей более счастливой сестре, посылает проклятие за проклятием на нее и на венценосного брата. Волею злого рока оставшись совершенно одна, без поддержки отца, братьев и сестры, она вынуждена своим именем прикрыть тайну Гауматы, выйти за самозванца, посмевшего посягнуть на престол Персии, на достояние рода Ахеменидов, еще в тот момент, когда истинный владыка, муж ее Камбиз, был жив. Полюбила ли она отважного мидийца, или же нуждалась в его поддержке больше, чем он в ней?! Кто знает... Но пройдет еще несколько месяцев, и дочь благочестивого Кира вновь оденет подвенечный наряд...