Даниэль Елисеев - История Японии. Между Китаем и Тихим океаном

В этом смысле законы о военных домах ( букэ ) вполне достигли своей цели: за два поколения они превратили прежних свирепых буси в лояльных жандармов (тех, кто был самым непритязательным) либо в интеллектуалов, потому что от них требовалось читать, писать, организовывать, судить, разбирать дела, понимать, что происходит вокруг. Но эти законы также содержат в зародыше все парадоксы японского общества нового и предшествующего времени: конечная цель воспитания, а если брать шире — культуры состояла в том, чтобы беречь боевую и военную силу, не позволяя ей обращаться против какого-либо иного врага, кроме себя самого. В крайнем случае, когда буси совершал тяжелый проступок или терял честь настолько, что в его глазах это было непереносимо, ему оставалось обратить свою способность к насилию, долго подавляемую, против собственной персоны; но если он выражал желание покончить с собой (традиционно посредством сэппуку , «разрезания живота», после чего ассистент отрубал голову), нужно было еще получить разрешение у вышестоящего лица — даймё должен был обращаться к сегуну, — которое могло и отказать. Если кандидат на добровольную смерть не подчинялся и кончал с собой несмотря на запрет, о котором ему объявили, то его владения конфисковывались, его семья изгонялась из них, а дети лишались наследства.

Итак, в правление сёгуна Токугава Иемицу (1623–1651) административная система утвердилась во всей своей квазитотальности. Таким образом, этот человек остался в истории тем, что закрыл Японию для иностранцев и заставил даймё регулярно приезжать для жительства в Эдо, чтобы свидетельствовать уважение сёгуну и отчитываться перед ним в своем управлении, что заодно не давало им возможности превращаться в поборников независимости регионов.

Сёгун хотел контролировать и духовную жизнь подвластного населения. Так, в 1627 г. император Го-Мидзуноо потерял право назначать монахов — глав великих храмов. Хоть он и был зятем сёгуна Хидэтада, на дочери которого женился, но скоро понял, что от родства далеко до реальной власти. В 1629 г. он предпочел отречься в пользу собственной дочери, которой было всего пять лет. Так девочка стала первой женщиной, воцарившейся в Японии после знаменитых императриц эпохи Нара в VIII в. Но если она выросла носительницей высшего титула, это отнюдь не означает какого-либо прогресса феминизма, скорее наоборот — отражает крайнюю слабость императорской власти в ту эпоху. Что касается Го-Мидзуноо, он прожил остаток жизни (он умер только через полвека, в 1680 г.) в своем чудесном буколическом дворце Сюгакуин на окраине Киото, у подножия горы Хиэй, и посвятил себя поэзии, что было и способом воплотить японский дух в самом чистом виде.

Другим важным решением было перенесение новой власти сегунов в Эдо (нынешний Токио), в Канто, поближе к Камакуре и подальше от миазмов и застывшей изысканности Киото, оставшегося императорской столицей. Ради этого расширили сеть традиционных дорог ( гокайдо ), снабдив их крайне жесткой системой контроля над проезжими, чтобы помешать как проникновению в Эдо огнестрельного оружия, так и бесконтрольному перемещению женщин — японки издавна были страстными путешественницами. Но по мере смены поколений сквозь ячейки сети проскальзывало все больше людей, и правительство не препятствовало этому, так как проныры не представляли особой опасности. Наконец, официальное соединение обеих половин Японии — Канто и Кансая — магистралью, оборудованной гостиницами, приютами, полицейскими и таможенными заставами, также было способом воссоединения нового правительства с Киото и с прошлым, наглядного возвращения к старинным ценностям, которые традиция и эпический театр XV в., но, связывали с героями XIII в.: Токугава опять-таки демонстрировали свою

Более чем какой-либо человек или мыслитель и даже чем философская школа, Конфуций представляет собой настоящий культурный феномен, слитый с судьбой всей китайской цивилизации. Этот феномен, возникший предположительно в V в. до н. э., сохранился в течение двух с половиной тысячелетий и длится по сей день, пережив много трансформаций и испытав много превратностей. <���…> Чем же объясняется эта исключительная значимость? Несомненно тем, что он в Китае формировал человека более двух тысячелетий, но еще в большей степени тем, что он впервые предложил этическую концепцию человека в ее полноте и универсальности. [7] Cheng, Anne . Histoirc de la pensée chinoise . Paris: Scuil, 1997. P. 55.

Конфуцианство — это набор правил, предложенных учениками самого знаменитого из духовных учителей Китая, Конфуция (ок. 551 до н. э. — ок. 479 до н. э.), для организации жизни в обществе. Это идеи о поведении человека, имеющие и имевшие всегда — независимо от привходящих обстоятельств — живой успех в Китае со времен так называемого периода Воюющих царств (ок. 475 до н. э. — ок. 221 до н. э.).

Эти идеи в принципе утверждают, что человек от природы стремится к добру и уважает иерархические отношения, которые считаются фундаментальными: сын повинуется отцу, который повинуется префекту, который повинуется министру, который повинуется суверену — идея этих «пяти отношений» была подробно разработана на примере отношений между родителями и детьми.

Важные элементы конфуцианства попали в Японию в раннее средневековье, одновременно с китайским письмом и совокупностью китайских культурных реалий. Но четкое определение конфуцианство получило только в XVII в.: Токугава, опираясь на таких интеллектуалов, как Хаяси Радзан (1583–1657) и Кайбара Экикэн (1630–1714), сделал из него основополагающую идеологию нового общества Эдо, которое можно определить как диктатуру мира и социального порядка.

Конфуцианство, навязанное в то время архипелагу, уже не было исключительно конфуцианством древних времен: оно включало в себя также элементы, позаимствованные из китайских теорий эпохи Сун (960-1279), которые сегодня объединяют термином «неоконфуцианство».

символическую и сентиментальную связь с режимом Камакура, который сам когда-то постоянно выражал верность изначальным принципам Японии времен Нара, VIII в. Поэтому Токугава скоро занялись восстановлением бывшей столицы, которую поколения варваров- буси почти обратили в прах.

Это жест был красивым и способствовал развитию экономической жизни в стране. Он также означал понимание определенного интереса к истории и «национальным наукам» ( кокугаку ), который сам выражал активный патриотизм средних классов — патриотизм, который укрепляли развитие конфуцианства, обращавшего особое внимание на культ предков, а также публикация древних японских мифов, взятых из исторических рассказов эпохи Нара.