Даниэль Елисеев - История Японии. Между Китаем и Тихим океаном

Япония действительно погрела руки, пусть она не смогла ни сохранить Сахалин, ни даже официально наложить руку на северо-восточные провинции, возвращенные Китаю. Зато по Портсмутскому договору (подписанному в США в 1905 г.) Россия предоставляла ей концессию на территории вдоль железной дороги, построенной русскими в восточной части своей империи, — колониальные державы сначала строят порты, организуя там перегрузочные пункты, а потом распространяют свое влияние при помощи транспортной сети, соединяющей регионы. Договор признавал за японцами также нечто вроде экономического и военного преобладания в Корее, которая становилась для архипелага подобием охотничьего заповедника.

В Москве и Санкт-Петербурге, разумеется, атмосфера была совсем иной. С каждым днем все больше людей возвышало голос, требуя денонсации договора, признающего поражение на Дальнем Востоке; чем дальше, тем больше они влияли на общественное мнение, и так уж не слишком благоволившее к правительству Николая II. Последнее утрачивало всякое доверие, тогда как голоса революционеров звучали все громче; самые проницательные скоро заметили, сколько в движении против императора, которое началось как раз в 1905 г. в ответ на морскую катастрофу при Цусиме, было неутоленной ненависти и горя. Это было не трагической иллюзией, а бесспорным предвосхищением Октябрьской революции 1917 года.

Зато японцам успех казался полным. Даже если в настоящий момент они не смогли сохранить территории, завоеванные на континенте, они все-таки получили, победив легендарную русскую державу, изрядный кусок колониального пирога — не в результате изощренных торговых сделок, а просто-напросто прогнав одного из сотрапезников.

Военные круги не скупились на похвалы доблестным победителям и радовались, что наконец торжествует самурайский дух. Штатские, конечно, проявляли более смешанные чувства, и их радость скоро исчезла, когда семьи узнали о потерях. Зато ликовали деловые круги, прикидывая, какие барыши они смогут получить на континентальных территориях, откуда безжалостно изгонялись русские интересы (процесс ухода русских официально завершился в 1924 г.). С этого самого момента японское общество, поначалу неощутимо, начало разделяться на две группы, интересы которых позже не раз сталкивались: на завоевателей — военных и дельцов — и на граждан тыла, в силу вещей скорее пассивных жертв, чем деятелей. Этот конфликт, который будет неумолимо обостряться до самого 1945 г., до смерти императора Мэйдзи в 1912 г. все-таки останется скрытым.

С обеих сторон Атлантики русско-японская война тоже вызвала шок — дальневосточная держава впервые одержала такую победу над западными силами, — который правительствам часто не удавалось удержать под контролем. В ответ они часто занимали более решительные позиции. Британцы увидели в этом повод еще более укрепить отношения, завязанные ими с архипелагом, и 12 августа 1905 г. заключили союз для совместной обороны Индии и Малайзии. Американцы, со своей стороны, усмотрели в этом дополнительную причину не доверять японцам: несмотря на запреты и отсутствие официальных бумаг, последние все более в массовом количестве поселялись в Скалистых горах, и прежние бедные колонисты в свете новых событий казались им уже не столь безобидными.

Однако надо было как следует организовать мир. 13 июня 1907 г. авторы Санкт-Петербургской конвенции попытались оформить подобие мирного сосуществования России и Японии, ратифицировав следующие решения: «Маньчжурия» официально остается за Китаем, чтобы никто не был обижен. Но откуда вдруг появилась такая страна? Китай знал провинции (Ляонин, Цзилинь, Хэйлунцзян), где когда-то сформировался этнос маньчжуров, царствовавших в Китае с 1644 г.; Маньчжурии как таковой он не признавал. Этот термин в лучшем случае напоминал ему о территории, куда каждое лето императоры бежали от невыносимого пекинского зноя и где, ночуя в шатре, травили дичь, возвращаясь — в качестве серьезного, но летнего времяпрепровождения, — к образу жизни предков. Японскому же правительству было чрезвычайно выгодно развивать представление о «Маньчжурии» как законно установленной и независимой стране; через двадцать лет оно найдет в этом представлении удобную опору для своих притязаний.

Пока что, однако, все оставалось в прежнем состоянии, и японцы обратили свой взгляд на Корею, положение которой было стабильней. В 1910 г. правительство Токио, доведя до предела логику охотничьего заповедника, которым державы разрешили ему считать Корею, просто-напросто издало указ об аннексии полуострова, навязав ему свои законы и изучение японского языка в школах — эта ситуация сохранится до 1945 года.

Проявился ли и в этом дух «реставрации», начавшейся сорока годами раньше? Суверен или же его окружение, говорившее от его имени, подтвердили: решение закрепиться на континенте стало составной частью политики континентальной экспансии, разработанной уже почти двадцать лет назад. Как бы то ни было, существовал ли другой приемлемый выход для странного государства, образовавшегося таким путем? Император умер 30 июля 1912 года.

Кончина того, кто олицетворял модернизацию Японии, повлекла за собой ряд столь же благородных, сколь и архаичных поступков: генерал Ноги, победитель русских, но вместе с тем и «мясник» Мукдена, покончил с собой, и за ним последовала его супруга. Тем самым старый солдат исполнил свой долг до конца, потому что императора Мэйдзи, всегда запрещавшего ему доходить до этой крайности, больше не было. Тем временем мир изменился: поскольку высокочтимые отцы-основатели современной Японии отошли на второй план, в 1913 г. правители наконец посмели констатировать, что страна имеет огромный долг. Модернизация Японии, которую энергично проводили полвека, исходя в основном из политических критериев, войны, выигранные, но очень дорогой ценой и затеянные в расчете на богатства, которые, как оказалось, переоценили, — все это вело страну прямым путем к разорению, во всяком случае, к внутреннему кризису, чрезвычайно тяжелому и несомненно сопряженному с насилием. Новые руководители страны не могли больше игнорировать законы денежного обращения, которые диктовали и с которыми считались другие народы.

В этих условиях — а беда одних идет во благо другим, — драматические события августа 1914 г., а также начало военных действий в Европе были восприняты на архипелаге как благодать: они позволили японцам, которых дружба с англичанами привела на сторону союзников, забрать, ссылаясь на законы вооруженных конфликтов, все германские позиции в Китае и таким образом присвоить значительную долю земель и богатств, которые производили эти земли, — все владения, которые международное сообщество ранее обязало их вернуть.