Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Чоран тоже принимает участие в деятельности эмигрантов — хотя и не особенно охотно. Об этом свидетельствуют многие, в частности Моника Ловинеску и Виржил Иерунка, это следует из писем, адресованных им родителям (хотя он и не живет таким затворником, как утверждает в переписке с ними). «С румынами стараюсь встречаться как можно реже, — пишет он 13 сентября 1947 г. — Они все интриганы, склонные распускать ложные слухи. Кроме того, они для меня бесполезны во всех отношениях». Еще через несколько месяцев он констатирует, что в Париже полным-полно румын: «От них можно ждать только неприятностей; непрерывно ходят друг к другу с утра до вечера, разносят всякие слухи и тешат себя иллюзиями» [808] Чоран Э. Письма родителям от 13.9.1947 и 19.2.1948 // Lettres... P. 23, 25. . С тех пор как летом 1947 г. он принял решение писать только по-французски, он полностью погружен в работу над «Кратким курсом по расчленению»; рабочее название рукописи — «Отрицательные упражнения». «Рассказ о кошмаре» — так признается он несколько лет спустя Константину Нойке, «далекому другу», описывая, какое фантастическое количество кофе и сигарет ему приходилось потребить и сколько ему требовалось словарей, чтобы «написать хотя бы одну мало-мальски правильную фразу на этом недоступном языке» [809] Cioran E. Lettre à un lointain // Histoire et utopie, op. cit. P. 10. .

Что же можно сказать относительно встречи Ионеско с его вчерашними врагами Элиаде и Чораном? В письме Тудору Вяну, написанном в конце 1945 г., он клянется никогда больше не видеть этих отвратительных фашистов, которых он считает ответственными за фашизацию части румынской молодежи; в письме к Петру Комарнеску в начале 1946 г. — подтверждает свое отношение к ним, уверяя, что ничто не в силах стереть их прежних легионерских убеждений и что друг для друга они окончательно стали гиенами. Возникает искушение прийти к выводу, что Ионеско вновь, как и в вишистский период, гораздо более категоричен и тверд за кулисами (в личной переписке), чем на сцене. В этом отношении о многом говорит сопоставление дат. В дневниковой записи от 4 октября 1945 г. Элиаде пишет, что провел послеобеденные часы в компании Эжена Ионеско, с которым у него состоялся длинный разговор [810] Eliade M. Fragments d’un journal I. P. 10. . Между тем за две недели до этого Ионеско писал Вяну, что считает Элиаде «самым виновным из всех». На этот раз, как представляется, правду говорит Элиаде. Венгерский историк и политолог Франсуа Фейто, со своей стороны, рассказывает, что встретил Чорана вскоре после окончания войны... у Ионеско — того самого Ионеско, который в 1939 г. в Париже наотрез отказывался с ним общаться. Фейто добавляет: «Ионеско представил мне его как своего самого дорогого друга, своего брата — и это послужило для меня свидетельством высокого нравственного облика Чорана» [811] Le Monde . 28.7.1995. .

Таким образом, ситуация складывалась парадоксальная. Но происходили еще и иные удивительные вещи. Другие свидетели того времени в один голос утверждают, что Ионеско вплоть до 1950 г. непрестанно колебался между раздражением, которое вызывали у него политические взгляды румынской эмиграции, зачастую националистически настроенной и пригревшей в своей среде многих подпольных легионеров, — и стремлением не оказаться в мучительной изоляции. В этом плане особую ценность представляет дневник Виржила Иерунки. Благодаря изложенным в нем событиям, происходившим в конце 1949 — весной 1950 годов, мы становимся свидетелями метаний драматурга, его сближения с эмигрантскими кругами, затем отдаления от них и нового сближения. В конце ноября 1949 г., посетив первое заседание румынского Центра научных исследований, Ионеско поведал Иерунке, что он отправился туда только для того, чтобы «справиться с грызущим чувством одиночества». В январе 1950 г. выяснилось, что он делает усилия, «чтобы помириться с Элиаде (а Элиаде с ним)». Что совершенно не мешает ему в тот же день с гневом высказываться о Центре, который он продолжает считать «гнездом нераскаявшихся легионеров». Отсюда и крайнее удивление Иерунки, встретившего Ионеско в этом учреждении в феврале, через месяц после этого разговора. Но 25 апреля первоначальное мнение Иерунки подтверждается: Ионеско, рассказывает он, с каждым днем проявляет все меньший интерес к усилиям эмиграции, цель которых — рассказать о судьбе Румынии, оказавшейся под сталинским игом [812] Ierunca V. Les Années ont passé, op. cit. Цит. соч., записи от 25.11.1949 (с. 101), 18.1.1950 (c. 111), 11.2. (с. 114) и 25.4.1950 (с. 127). .

Неприятие коммунизма стало одним из важных факторов, сплотивших трех наших персонажей, — это доказывает следующий эпизод, рассказанный Моникой Ловинеску. Дело происходило в декабре 1950 г. Многих интеллектуалов волновало тогда развитие войны в Корее. Среди них был и Манес Спербер, которого Моника встретила в издательстве «Кальманн-Леви». Он пребывал в сильнейшей панике и даже посоветовал молодой женщине бежать в Северную Африку. В этих обстоятельствах румынские эмигранты непрерывно посещали друг друга — занимались тем, что автор «Краткого курса по расчленению» считал излюбленным времяпрепровождением своих соотечественников. Сам он в этом отношении оказался не лучше других. По рассказу Моники Ловинеску, за неделю до встречи со Спербером она зашла повидать Мирчу Элиаде в гостиницу «Швеция». Элиаде сказал ей: «Чоран ушел минуту назад. Он считает, что нужно срочно уезжать из Франции — здесь нас скоро схватят Советы! Не сегодня-завтра разразится война, и мы, беженцы, попадем им в лапы первыми. Но куда ехать?» Примерно через час Моника Ловинеску оказалась у Ионеско, на другом конце Парижа, на улице Клод-Террас. И там услышала то же самое. «Чоран ушел минуту назад...» — немедленно сообщил ей Эжен... [813] Lovinescu M. Sur les fleuves de Babylone, op. cit. P. 95.

Не исключено, наконец, что примирение, о котором идет речь, было вызвано не только стремлением противостоять противнику единым фронтом, но и одной присущей Ионеско чертой характера. Речь идет о его вечно неспокойной совести, вызывавшей постоянную неуверенность в своей правоте. Об этом качестве он часто писал в своих биографических заметках, утверждая, что оно часто делает его безоружным в спорах [814] Ionesco E . Journal en miettes. P. 202. .

Чем же занимается Ионеско? До конца 1940-х годов и он неизменно остается румыном. Основную часть своего времени он посвящает переводам на французский самых разнообразных авторов, в том числе поэта Урмуза, одного из предшественников сюрреализма. В 1948 г. он пытается добиться публикации произведений Урмуза издательством «Галлимар», но безуспешно. Жан Паулан и Раймон Кено, видимо, не возражают; проект проваливает, видимо, Тристан Тсара, опасающийся конкурента. Некоторые работы ради заработка, которые он пишет в то время, например длинная статья по истории румынской литературы для «Энциклопедии «Клартэ», рисуют Ионеско с совершенно неожиданной стороны. С большим прилежанием, свойственным разве что школяру, он излагает французским читателям историю румынской литературы с момента ее возникновения до наших дней, при этом чуть-чуть растягивая текст [815] Данная статья (написанная, видимо, много ранее) впервые опубликована в 1957 г. в «Энциклопедии „Клартэ“» (Encyclopédie «Clarté») под редакцией г-на Бриона — в том ее выпуске, который был посвящен литературам зарубежных стран. Статья Ионеско помещена между заметками о португальской и новогреческой литературе и носит пометку «1955». Ее текст, насчитывающий 57 страниц, был повторно опубликован в 1998 г. под заголовком «Румынская литература» (изд-во «Фата Моргана», с иллюстрациями автора). .