Норман Стоун - Первая мировая война. Краткая история

С 1900 года мир за пределами Европы, казалось, начал разваливаться. Индия и Африка подпали под европейский контроль; Китай и Турция вот-вот рухнут; и Германия хотела получить свою долю. Но немцы пошли не по тому пути, в чем повинно поколение, созревшее в начале девяностых годов. Германии меньше всего были нужны проблемы в отношениях с Британией, и самая большая ошибка двадцатого века была совершена, когда Германия построила флот для нападения на Британию. Это, конечно, способствовало единению нации. Макс Вебер — один из наиболее авторитетных социологов, обладавший многими познаниями: в языках, праве, истории, философии, даже в статистике скупки прусских земель польскими крестьянами. В 1895 году он выступил с инаугурационной лекцией по случаю назначения профессором Фрайбургского университета, получившей широкую известность. Он был очень молод для этой должности, около тридцати лет. Профессор (покинувший Пангерманский союз, поскольку он не был в полной мере националистическим) говорил то, что заставляет теперь морщиться не меньше, чем сентенции Гитлера. В Англии нет социальных проблем, потому что она богата. Она богата благодаря империи. Англия избавляется от нежелательных элементов — ирландцев, пролетариев и т. д., экспортируя их в «Австралию». Оттуда она получает дешевое сырье, и там же у нее неограниченные рынки для сбыта своих товаров. Поэтому в Англии дешевые продукты и нет безработицы. Англия — империя, потому что у нее есть сильный флот. В Германии тоже есть нежелательные элементы: поляки, пролетарии и т. п. Следовательно, она тоже должна отправлять этих нежелательных элементов в колонии. Поэтому очень хорошо иметь военно-морской флот. Англия признает имперскую роль Германии, если германский флот будет достаточно сильным для того, чтобы в сражении нанести британскому флоту серьезный урон прежде, чем погибнуть самому. Тогда британский флот, не имея необходимого количества кораблей, в следующем морском сражении потерпит поражение от французов или русских. Аудитория восторженно аплодировала оратору. Это было одно из самых несуразных выступлений в общем-то умного человека, и наверное, вряд ли стоило его излагать. Все в нем неверно, начиная с утверждения, будто в Англии отсутствовали серьезные социальные проблемы. Они существовали, и их было бы меньше, если бы не издержки на империю. К исходу европейского империализма, в семидесятых годах двадцатого века, самой бедной страной на континенте была Португалия, имевшая огромную африканскую империю, а самыми богатыми — Швеция, давно избавившаяся от своей единственной фактории в Карибском бассейне, и Швейцария, никогда не имевшая колоний.

Вебер был человеком добродетельным {3} 3 3. Верно то, что империализм обогащал империалистов и их профессиональных прихлебателей. Но и издержки были немалые, о чем, конечно, знал и Вебер. После инаугурационной речи он стал национальным героем, обратив на себя внимание очень умной женщины, приведшей его в мир, о котором профессор не имел никакого представления. Он почти постоянно переживал нервные срывы и наконец понял, что профессора-доктора не обладают монополией на мудрость. В 1914 году свыше тысячи выдающихся деятелей культуры Германии (почти все) поставили свои подписи под «петицией интеллектуалов», оспаривавшей инаугурационные сентенции Вебера. Профессор служил медиком на Западном фронте. См.: Joachim Radkau, «Мах Weber: Die Leidenschaftdes Denkens» (Munich, 2005), pp. 215–233 and p. 548ff. . Когда его студенты стали гибнуть на войне в 1914 году, он отказался присоединиться к группе профессоров-ультрапатриотов. Но он и ему подобные успели направить молодое поколение на ложный путь. Германия создала флот, и он поглощал треть оборонного бюджета. Из-за этого немцы не сумели эффективно сражаться на два фронта, которые еще до войны предвещал франко-русский союз. Можно было призвать под ружье не более половины молодых людей, их обучить, одеть и кормить. Немецкая сухопутная армия в 1914 году была едва ли больше французской, хотя население Франции составляло менее сорока миллионов человек, а Германии — шестьдесят миллионов. Немцы построили добротные линкоры, но их было мало, и они были уязвимы. Они почти всю войну простояли в гавани, пока команды под угрозой бессмысленной жертвенности не восстали и не обрушили саму империю. Но суда, предназначенные лишь для Северного моря и не нуждавшиеся в тех несусветных количествах угля, требовавшихся британскому флоту, ходившему по всему свету, могли нести на себе больше брони. Это был вызов, и британцы ответили на него строительством кораблей в соотношении два к одному и заключением оборонных соглашений с Францией и Россией. Не обошлось без колониальных сделок: Египет за Марокко — с Францией ( Entente Cordiale — «сердечное согласие») в 1904 году, по Персии — с Россией — в 1907 году. Союзники достигли неформальной договоренности о военно-морском взаимодействии, если в нем возникнет необходимость. Реакция Германии была задиристой и неуклюжей: претензия на долю в Марокко в 1905 году, поощрение агрессивности австрийцев на Балканах в 1909 году, рейд канонерской лодки в Марокко в 1911 году. «Бряцание оружием» было с энтузиазмом воспринято дома, но в Европе повеяло международным кризисом; эмиссар американского президента заговорил об угрозе милитаризма.

Примерно в то же время зародилось явление, с которым нам приходится мириться и сегодня. Президент Эйзенхауэр в шестидесятых годах прошлого столетия дал ему верное определение: военно-промышленный комплекс. Военная промышленность превратилась в самую мощную движущую силу экономики, она поглощала значительную часть бюджета, вовлекала тысячи, миллионы людей, стимулировала другие отрасли и занятия, включая написание статей в газеты. Мало того, военная промышленность сделалась вдохновителем перемен: то, что представлялось вначале безумной тратой средств, впоследствии оказывалось крайне важным (подходящий пример — авиация); а то, без чего, казалось, нельзя было обойтись, превращалось в мыльные пузыри (подходящий пример — крепости). Технология становилась все более дорогостоящей и непредсказуемой; к 1911 году началась гонка вооружений. Изменения в этой области в одной стране давали повод для наращивания вооружений другой стране. Тогда же разразились кризисы в Средиземноморье и на Балканах, заставлявшие всех чувствовать себя в опасности. Когда Германия летом 1911 года послала канонерку в Марокко, то взвела курок ружья, но палец на спусковом крючке держала не она, а Италия.

Если предстоит дележ турецких территорий, разве Италия не имеет права на свою долю? Британия взяла себе Египет, Франция — Северную Африку. Итальянские поклонники имперской идеи посмотрели вокруг и решили тоже попытать свое счастье. Уникальный случай в современной истории, когда правительство самой слабой державы континента увлеклось завоеваниями, как это делали Бисмарк, Муссолини или Гитлер {4} 4 4. Гитлер перенял у Муссолини идею ношения особой партийной униформы — рубашек. Муссолини любил черный цвет, Гитлер же выбрал коричневый по чистой случайности. На рынке появилась партия обмундирования, предназначавшегося для германской армии в Восточной Африке и складированного где-то на юго-востоке Турции. Ее скупил по дешевке один предприимчивый австриец. . Зная, что британцы, французы и немцы из-за марокканского кризиса не смогут помешать, Италия напала на Османскую Турцию и попыталась завладеть Ливией. Турки уже утеряли силу, даже не имели кораблей для защиты островов у Анатолийского побережья, которые итальянцы не преминули захватить. Перспектива распада Оттоманской империи побудила некоторые балканские страны заявить о своих интересах. В 1912 году они, заключив Балканский союз, пошли в наступление и за несколько недель изгнали османскую армию с Балкан. Затем во второй Балканской войне (1913 год) они передрались между собой. Турки кое-что отвоевали, но в любом случае выиграли Сербия, скооперировавшаяся с Россией, и Греция, скооперировавшаяся с Британией.