А. Крамер - Раскол русской Церкви в середине XVII в.

<���…> Благотворительность в старообрядческой среде всегда считалась обязательной, поскольку, благодаря патриархальной закваске, капитал никогда не рассматривался как средство для устроения роскошной жизни или как самоцель, но как то, что дано Богом и потому в какой-то мере должно служить и другим людям. Поэтому старообрядцы всегда отличались в сфере благотворительности своего рода даже щедростью и содержали множество благотворительных учреждений: больницы, дома престарелых, детские приюты со школами церковного пения и церковного искусства и т. д.» [61, с. 517–519].

«Розовые очки» несомненны, как и лежащая в основе этого описания историческая правда.

Всем известно, что к началу XVIII в. старообрядчество уже разделилось на несколько толков (согласий). Разделилось в том смысле, что каждое согласие считало себя Церковью, остальные согласия — еретическими, не имело с остальными согласиями молитвенного и евхаристического общения, и установило определенный чиноприем для переходящих в него из остальных согласий. Разные согласия установили разные правила этого чиноприема для разных согласий — от покаяния до крещения.

Это разделение, в последующие времена еще возросшее, зародилось еще при жизни прот. Аввакума, то есть в описываемое в предлежащей читателю книге время. (Возросло оно впоследствие и в смысле количества согласий, и в смысле отдаления их вероучений одно от другого, и в смысле радикализации их вероучений, и в смысле накопления взаимных претензий и обид, и в смысле ожесточения взаимной полемики (сменившегося позднее, к сожалению, сознанием безрезультатности и безнадежности этой полемики и отказом от нее), и в смысле применения со временем все более сомнительных — в моральном аспекте — приемов полемики; оно принесло старообрядчеству бесчисленные горестные плоды. Оно, однако, не было вполне лишено и плодов сладостных, а именно: 1) оживления богословской мысли и появления старообрядческой литературы, то есть множества полемических сочинений, в том числе весьма интересных, своеобразных и содержательных, 2) развития разных богослужебных, особенно, певческих традиций). Об этом, тогда только еще начавшемся разделении и сопровождавших его распрях, горевал уже одни из основателей Выговской пустыни — Иван Филиппов ([69, с. 370–371]). Объясняется это разделение отсутствием в старообрядчестве единого авторитета, что неизбежно при отсутствии епископов; авторитет же иерархии «никонианской, следующей по пути Антихристову», для старообрядцев если и существовал, то только в обратном смысле: если она утверждает нечто, значит, на деле — наоборот. При отсутствии единого авторитета пытливые и неленостные умы, многочисленные среди старообрядцев (Пушкинская характеристика русских — «ленивы и нелюбопытны» [Путешествие в Арзрум] — прямо и точно противоречит типичному характеру старообрядца XVII — начала XX вв.), вынуждены были решать заново, и решили, естественно, по-разному многие важные жизненные вопросы, волновавшие Церковь еще с первых Ее веков и некогда решенные Ею после долгих и напряженных споров и конфликтов, а затем разделений, отсечений и отторжений побежденных в этих спорах и конфликтах. При том эти древние решения сохранялись, как и многое в Ней сохранялось и сохраняется, авторитетом епископата. С новой остротой, так сказать, «заодно», ожили в старообрядчестве и не решенные в древности вопросы, например, об Антихристе, о молитве за царя, и др.

Вот список важнейших проблем, разделивших старообрядчество в XVII и XVIII вв. (были и остаются доныне и менее важные):

1) Антихрист; живет он уже в этом мipe и властвует им, или следует еще ожидать его появления (рождения)? Аввакум и дьякон Федор писали, что сам Антихрист еще не родился, а когда родится, то будет царствовать три с половиной года; многие полагали (и полагают доныне), что он давно царствует во всем языческом и еретическом Mipe, а с 1666 г. — и в России. При этом некоторые полагали, что Антихрист — человек; некоторые, что это — попросту — Никон (позднее — Петр, по приказу которого рекрутам клеймили руку и заковывали их; подобного многие ожидали от Антихриста; см. с. 172); некоторые — что это некий дух, владеющий мipoм духовно, и его царство может продлиться века. То или иное решение этого вопроса отчасти определяло поведение и образ жизни старообрядца. Например, если признано, что Антихрист царствует, то следует ли христианам жениться и «плодиться и размножаться»? И заботиться о пропитании на завтра? И — даже — вообще жить? И т. п. Вслед за ответами на эти и подобные вопросы следовали практические выводы.

2) Священство; прекратилось оно безвозвратно после «Никоновых» реформ (в результате отсутствия епископов) и христианам следует привыкать жить без попов, то есть стать беспоповцами, или священник «никонианин», если раскается в «Никоновых» ересях, может быть принят в старообрядческое общество в «сущем его сане», и служить литургию по до-никоновским книгам, и совершаемые им таинства будут действительны? Аввакум в разных своих сочинениях давал разные ответы на этот важнейший для дальнейших судеб старообрядчества вопрос. Например: «Аще поп он проклинает никониянскую ересь и службу их и всею крепостию любит старину, по нужде, настоящего ради времени — да будет поп. Как миру быти без попов? И к тем церквам приходить. <���…> А иже неведением впал в сию проклятую никониянскую ересь или страха ради и мук бояся, таковый да кается перед Богом, плачася падения своего и впредь да опасается от тоя злыя ереси и Бог простит таковаго в сий век и в будущий. И наше благословение на таковом буди во веки» [97, с. 344–345].

Разногласие по этому вопросу повлекло за собой основное разделение старообрядцев — на поповцев и беспоповцев. Разные ответы Аввакума поповцы и безпоповцы использовали в междоусобной полемике начиная с последней трети XVII в., а в конце XVII и начале XVIII вв. умерли все священники до-никоновского поставления — основатели старообрядчества; если не ошибаюсь, соловецкий священноинок Пафнутий, духовник Выговской пустыни умер последним в 1732–1739 гг [163, ч. 3, с. 22]. Поставить других было некому — не было епископа. «Пахнущее» протестантским рационализмом «самосвятство» (на манер шотландско-англо-американского пресвитерианства) настолько вызывающе противоречило бы русской традиции и русскому церковному мышлению, что даже не предлагалось и не обсуждалось, насколько я знаю, ни в одном из старообрядческих согласий, хотя отсутствие священства всеми тогда вполне искренно переживалось как трагедия; некоторыми — как требующая активного преодоления, другими — как безнадежность.