Максим Марголин - Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!»

В протоколах Ванзейской конференции, принявшей «окончательное решение еврейского вопроса», отдельно разбирался вопрос о детях от смешанных браков арийцев и евреев: «К этим полукровкам первой степени существует особое отношение со стороны высших инстанций партии и государства. Каждый подобный случай должен проверяться индивидуально, и решение должно быть максимально неблагоприятным для полукровки. Предварительным условием, учитываемым при получении ими особого разрешения (между прочим, разрешения на жизнь. — Примеч. авт. ), будут всегда заслуги самого полукровки — а не заслуги его родителей или супруга германской крови».

Так, женщины-еврейки, состоявшие в браке с неевреями, могли сохранить свою жизнь в виде исключения только в том случае, если они будут подвергнуты стерилизации. В организованном по приказу немцев гинекологическом отделении университетской клиники в Рижской первой городской больнице (вот, оказывается, где корни кафедры акушерства и гинекологии нашего Университета имени Страдыня!) такие операции выполнял доцент Латвийского университета Крастыньш. Но это совсем другая история. О ней чуть позже. А при чем тут Бауска?

Остзейский немец художник Юлиус Деринг, подхалтуривавший на росписи алтаря бауской лютеранской церкви в середине шестидесятых годов XIX века, писал про это место: «Из окон северной стороны Бауского замка открывается замечательный вид на близлежащий городок, который в вечерних сумерках лежит в красивой долине реки Мемеле и своими белыми зданиями, красными черепичными крышами и цветущими садами напоминает живописные горные городки Саксонии. Однако, когда входишь в город, пропадает вся прелесть, так как улицы, еще не полностью покрытые булыжником, заполняют кучерявые и бородатые евреи».

Евреев там испокон веков было полно, в конце позапрошлого века едва ли не половину жителей составляли приверженцы иудейской веры. Остальные — латыши, сравнительно немного немцев, еще меньше — литовцев, поляков, цыган. Посему эту, говоря честно, провинциальную дыру Курляндской губернии и прозывали по-разному, всяк там живущий на свой лад: латыши — Бауска, евреи — на идише — Бойск, поляки — Павск, немцы — Баускен, русские — Бауск.

Бури Первой мировой войны и последовавших за ней потрясений весьма потрепали еврейскую общину городка, но она сохранилась в большинстве до самого лета 1941 года.

Немцы взяли Бауску быстро, походя, в свирепом рывке на восток в последних числах июня.

«Протокол допроса обвиняемого Плявениека Оскара Ивановича, 1886 года рождения, рожд. в Свилпи, Цоденской волости Бауского уезда, проживающего в Курменской волости Бауского уезда, латыша, гражданство — СССР. 9 января 1945 года (орфография и стиль документа полностью сохранены. — Примеч. авт. ).

Допрос начат в 13 часов 30 минут и закончен в 19 часов 20 минут.

— На каком языке вы желаете давать свои показания?

— Показания я буду давать на русском языке, владею которым в полной мере и в переводчике не нуждаюсь.

— Вам предъявлено обвинение в том, что вы в период немецкой оккупации города Бауска занимались массовой стерилизацией еврейского населения, сами лично стерилизовали 32 человека, в том числе до десяти человек детей в возрасте от 10 до 15 лет, за что получали денежное вознаграждение от немецких оккупационных властей, т. е. в совершении преступлений, предусмотренных статьей первой Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года. Признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?

— Да, виновным себя в предъявленном обвинении признаю целиком и полностью. Все это произошло при следующих обстоятельствах. Еще до оккупации Бауского уезда немецкими захватчиками, я в январе месяце 1941 года выехал из города Бауска на постоянную работу, как медицинский фельдшер в Курменскую волость. В июле месяце 1941 года, вскоре после того, как наша местность была оккупирована немцами, я через курменскую волостную управу получил телефонограмму о немедленной явке в город Бауск, к начальнику уездной полиции Друвкалнсу. Когда я прибыл в город Бауск и явился к последнему, он, не объясняя мне причин вызова, предложил явиться к уездному врачу доктору Штейнхарду (Александр Штейнхардс родился 18 ноября 1901 года в Риге, умер 27 декабря 1983 года в Бостоне, США, врач-хирург, закончил в 1927 году медицинский факультет Латвийского университета, врач-хирург в Иецавской больнице с 1927 по 1940 год, директор больницы, врач полка айзсаргов, врач в Бауске с 1941 по 1944 год, после войны более двадцати лет врач в Милледжвилле, штат Джорджия, США. — Примеч. авт. ). Последний мне рассказал, что есть распоряжение полицейских органов стерилизовать евреев и что принято решение к этой операции привлечь меня».

Вот тут сразу же возникает вопрос — каких полицейских органов?

Немцы вошли в Ригу 1 июля, и тогда же там появился бригадефюрер СС Вальтер Шталеккер, командир эйнзатц-группы А, имевшей приказ Гейдриха и Гиммлера заняться организацией еврейских погромов, придав этому мероприятию характер спонтанных выступлений «возмущенного происками евреев» местного населения.

Молодцы Виктора Арайса и устроили поджог хоральной синагоги на улице Гоголя 4 июля, затолкав туда десятки местных, нахватанных из окружающих домов евреев к тем беженцам из Шауляя, которые надеялись найти укрытие у своего Бога. Никому в те первые дни и недели заполошного жаркого, полного упоительной мести и сладости грабежей и насилий против беззащитных евреев, лета и не приходило в голову апеллировать к каким-то там нюрнбергским законам. А кроме того, никакие писаные законы Третьего рейха (насколько это известно автору) не предписывали кастрации евреев и нигде не проводилось подобных мероприятий никакими карательными и полицейскими органами немцев. Вермахт рвался на восток и оккупационная власть еще толком не установилась даже в Риге, не говоря уже о провинции. Только числа 8 июля были первые публичные объявления военного коменданта Риги полковника Петерсена.

Все вышесказанное позволяет предположить, что дикая идея кастрировать бауских евреев (даже в контексте всего того чудовищного, что сейчас известно о холокосте в Латвии) принадлежала местным деятелям латышской полиции. Но вернемся к протоколу.

«…И когда я стал возражать, мотивируя тем, что подобных операций я никогда не проводил и практики в этой части совершенно не имею, Штейнхард мне ответил, что ничего страшного здесь нет, он меня научит, как делать подобные операции и дело у нас пойдет. Здесь же предложил пойти вместе с ним опять к начальнику уездной полиции Друвкалнсу за получением дальнейших указаний в этой части.

В кабинет к Друвкалнсу зашел только Штейнхард, я же остался ожидать его в приемной, следовательно воспроизвести полностью их разговор по вопросу предстоящей стерилизации еврейского населения я не имею возможности, но через полуоткрытую дверь до меня дошли отрывки разговора, когда Друвкалнс говорил о том, что расстрелять мы их не успели, время уже упущено, теперь будем их всех стерилизовать».