Максим Марголин - Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!»

Самой важной фигурой процесса был, без сомнения, Фридрих Еккельн. На следствии он держался спокойно, отвечал на вопросы следователей по существу, на скамье подсудимых выглядел хмурым и бесстрастным. Он был немцем до мозга костей — орднунг превыше всего! — и из-за некоторых деталей бился со следователями отчаянно. Да, концлагерь Саласпилс, который находился в заведовании шефа гестапо Руди Ланге, в конечном счете административно подчинялся ему, Еккельну, но к лагерям военнопленных он не имел никакого отношения, они проходили по линии вермахта, и ко всему, что там творилось, он не имел никакого отношения. Да, он был многажды награжден — еще до войны имел знак отличия за 8 лет службы в полиции, медаль «10 лет в НСДАП» и партийный значок ветерана, а уже на войне он заслужил железные кресты 1 и 2-й степеней, немецкий Золотой крест, Рыцарский крест и дубовые листья к нему, а также кресты за заслуги с мечами 1 и 2-й степени. Был у обергруппенфюрера и серебряный знак за ранение и прозванная в войсках «мороженым мясом» медаль за зимнюю кампанию 1941–1942 годов. Из-за орденов Еккельн сцепился на предварительном следствии с генерал-лейтенантом Юстом. Тот заявил, что был поражен, прочитав в газете о награждении Еккельна Рыцарским крестом. Это единственный случай, известный ему, Юсту, награждения таким орденом за работу в тылу. Все кавалеры Рыцарского креста получали свою награду только за военные подвиги. Еккельн разгневанно опровергал:

— Я получил все свои награды на фронте, и только там! Это сам Юст получил свои Железные кресты обеих степеней за борьбу с партизанами в Литве, не пробыв и дня на передовой.

Юст наябедничал следователям, что один из шефов полиции и СС по Литве, бригадефюрер Высокий, был смещён Еккельном за «мягкотелость». Обергуппенфюрер отвечал надменно:

— Свидетель Юст частично говорит правду. Я действительно через Гиммлера снимал некоторых руководителей полиции и СС в Литве, однако не потому, что они плохо работали, так как, например, Егер, как я уже показывал, расстрелял 200 000 евреев, и это не является плохим показателем его работы. Смещение должностных лиц было произведено по разным причинам, но только не потому, что они проявляли в своей работе мягкость.

И действительно, командир гестапо и СД Литвы штандартенфюрер СС Егер после участия в массовых казнях литовских евреев получил нервное расстройство, в связи с чем по собственной просьбе был уволен от должности.

Еккельн несколько раз встречался с Гиммлером и докладывал ему лично о ситуации в Остланде. В январе 1942 года рейхсфюрер после зачистки рижского гетто отдал ему приказ готовиться к приему эшелонов с евреями из Европы для окончательного решения.

А уже все и было готово — и территория, и технология, и пристрелявшиеся каратели из местных. Еще осенью сорок первого отработали технологию массового убийства — лучший метод, хотя и не самый дешевый, — это расстрел. Душегубки — экзотика, недорого, но долго и грязно — люди из СД были недовольны, вытягивая из душных кузовов газвагенов скрюченные трупы, заляпанные блевотиной и залитые мочой. А потом еще мыть кузова! «Циклон Б», которым «газировали» и вещи убитых, и евреев в Освенциме и Майданеке, конечно, хорош, но требует обустройства герметичных помещений и условий утилизации трупов, что возможно только в специальных лагерях. От задумки обрабатывать газом вещи на улице Лудзас, на территории гетто, пришлось отказаться — центр города совсем близко, как бы чего не вышло.

Неисправимый романтик и фантазер рейхсфюрер в одной из бесед с Еккельном выразился в том духе, что он не решил еще, как будут ликвидировать евреев в Риге — то ли расстрелять всех, то ли загнать в болота и утопить. Ну, какие, скажите на милость, болота! Топить! Все же осталось в Гиммлере что-то неизбывное от провинциального агронома, которым он начинал свою жизнь. Самое экономичное убийство, как в результате долгих опытов установили пытливые исследователи Третьего рейха — это введение нескольких кубиков раствора фенола прямо в сердце. Один укол — и все! Но это опять же долго, требовало сноровки исполнителя и спецпомещений, посему остановились на старом добром расстреле. И рейхсфюреру Еккельн порекомендовал расстреливать.

Своё последнее слово подсудимые произносили по-разному. Барон Монтетон под смех зала заявил: «В своем заключительном слове я прошу высокий суд обратить внимание, что я сам по себе являюсь очень гуманным офицером. Однако, как честный солдат, был верен клятве и тем самым связан приказами своих начальников».

Вертер совершенно рассыпался и говорил долго и многословно. Хотел жить и выглядел жалко. Под ехидные смешки переполненного зала он лепетал: «Основные массы германского народа и я также навсегда отказались от учения национал-социализма. Я намерен, насколько наказание, которое я получу, позволит это впредь, бороться за демократические идеи. Я хочу представить свои слабые силы в качестве демократа в пользу Германии. Германия может и должна сотрудничать только с Россией. Я желаю помогать в этом».

Кюппер выразился коротко и ясно — все делал по приказу, в чем и раскаиваюсь.

Павель долго оправдывался, списывая привычно всю вину на национал-социалистическое руководство, и просил оставить ему жизнь.

Беккинг цитировал Гёте и извинялся перед русским народом.

Руфф, напротив, извинялся перед латышским народом.

Перед евреями не извинялся никто.

Еккельн в своем последнем слове был сдержан, он признал свою вину полностью и согласился нести всю полноту ответственности за деятельность подчиненных ему органов полиции, СС и СД на территории Остланда. Завершая свою речь, он сказал: «Я должен нести всю ответственность за то, что произошло в границах Остланда в пределах СС, СД и гестапо. Этим самым моя вина увеличивается намного. Таким образом, мне трудно просить о более мягком наказании. Моя судьба находится в руках высокого суда, и поэтому я прошу единственно обратить внимание при вынесении приговора на смягчающие обстоятельства. Сам приговор я приму в полном раскаянии и буду считать достойным наказанием».

Кстати, Еккельн отдельным пунктом признал свою вину в том, что по его приказу были сформированы карательные полицейские батальоны, «из которых в дальнейшем возник латышский легион». Посему попытки некоторых современных латышских историков и политиков разделить легион и карателей, уверить весь белый свет, что легионеры «воевали за свободу и независимость Латвии» и не имеют ничего общего с палачами и карателями, представляются омерзительно лживыми. И ежегодные мартовские шествия ветеранов латышских СС и их юных последователей в Риге должны по логике украшаться портретами обергруппенфюрера СС Еккельна, ведь именно он на Домской площади в Риге в марте 1943 года принимал торжественную присягу легионеров.