Александр Снисаренко - Рыцари удачи. Хроники европейских морей

Может быть, тем же самым путем шел и Ирвинг: VIII век - всадник ал-Мансура, IX век - вскрытие пирамиды ал-Мамуном - все это объединено одной канвой. Кстати, ученые, подвизавшиеся при дворе Ман-сура, вполне могли взять идею всадника с Алексан­дрийской башни, раскрыв технический секрет греков: таких примеров известно немало. А ведь мы даже не знаем, погибли скульптуры второго яруса вместе с мая­ком, уничтожили ли их турки еще раньше, или же их успели снять арабы, дабы внимательно изучить и пос­тичь тайны древних ремесел. Вероятно, этого не знал и Ирвинг. Не потому ли у него - только у него - фигурирует баран? А вот появление петушка законо­мерно: французы оказали немалую помощь Соединен­ным Штатам в их борьбе за независимость и даже скрепили этот союз двумя одинаковыми статуями Сво­боды, одну из которых установили в Париже на мосту Гренель, а другую подарили Нью-Йорку.

Это как раз и есть та идея, что носилась в те годы в воздухе по обе стороны океана. Но если Ир­винг создал из нее хотя и превосходную, но все же чисто развлекательную новеллу, Пушкин писал поли­тическую сказку-сатиру, к тому же - народную: у Ир­винга петушок медный, как скульптура Фароса, Пуш­кин его «позолотил», отдавая дань русской сказоч­ной традиции. Не все ее строки вошли в окончатель­ный вариант. Дошедшие до нас дневники поэта обры­ваются февральской записью 1835 года: «Цензура не пропустила следующие стихи в сказке моей о золотом петушке:

Царствуй лежа на боку...

И сказка ложь, да в ней намек, Добрым молодцам урок.

Времена Красовского возвратились. Никитенко глупее Бирукова» (все эти лица - цензоры разных лет.- A. С). На самом деле известно, что вычеркнуто было гораздо больше: кое-что убрал сам Пушкин, не до­жидаясь цензорского окрика...

Последний отзвук египетско-арабской легенды про­звучал в 1960-х годах, и тоже - в нашей стране. Идею другой вращающейся статуи Фароса - всегда указывавшей на солнце - подхватил скульптор Сергей Тимофеевич Коненков, когда работал над созданием проекта гигантского многофигурного памятника-комп­лекса Ленину. Этот мемориал предполагалось размес­тить «на склоне Москвы-реки, напротив спортивного комплекса в Лужниках по оси- Университет – стадион B. И. Ленина». Одной из его деталей предусматри­валась одиннадцатиметровая фигура вождя, увен­чивающая Земной шар. Вся эта часть памятника долж­на была медленно вращаться со скоростью часовой стрелки, так, чтобы левая рука скульптуры всегда оказывалась обращенной к солнцу, а в полдень, когда светило находится к северо-востоку от Воробьевых гор, рука Ленина через раскинувшуюся внизу реку и старые районы города указывала бы на Кремль... К счастью, этот чудовищный по своему безвкусию и оскорбитель­ный для всех народов по содержанию проект остался на бумаге, сохранился лишь макет да еще «Поясни­тельная записка к проекту монумента В. И. Ленину в Москве», прокомментированная искусствоведом А. Ка­менским, а также подробное описание памятника, сде­ланное самим Коненковым. И сегодня мало кто помнит о том, что истоки всех этих преданий и проектов - в Александрии Еги­петской, в арабской ал-Искандерии, во втором ярусе ее прославленного маяка, задуманного и осуществлен­ного гениальными, но оставшимися безвестными инже­нерами древнего мира.

Приняв эстафету от своих антич­ных предтеч, пираты Средневе­ковья настолько скрупулезно переняли все тонкости и тради­ции их ремесла, что когда на глаза попадается текст, не содержащий имен и дат, подчас трудно разобраться, о каком времени и о какой стране идет речь.

Одинаковость типов античных и средне­вековых судов вкупе с очевидной и решаю­щей ролью географических условий позволя­ют безбоязненно продолжить эту параллель и в Новое время, когда на морях появились новые типы кораблей, загремело новое ору­жие и зазвучали новые языки. Пролив Ки­тира, например, известный как пиратское гнездовье с глубокой древности, был излюб­ленным местом засад подводных лодок во время первой мировой войны, не был он оставлен без внимания и во вторую мировую войну.

Единственное, пожалуй, что безвозвратно ушло в прошлое,- это обычай береговых жителей убивать на всякий случай чуже­земцев: великое переселение народов если не зачеркнуло это понятие, то, по крайней мере, поставило его под вопрос.

Прежней осталась тактика рыцарей уда­чи, об этом уже говорилось: она непосредст­венно связана с природными особенностями того или иного района моря, мало изменив­шимися на протяжении столетий,- с постоянством береговой линии, ветров и течений, а сле­довательно, и торговых трасс. Потому-то пираты, как правило, действовали каждый в «своем» море, хо­рошо изученном и объезженном. Этим отчасти объяс­няется и всеобщий ужас перед викингами, непред­сказуемо водившими свои корабли куда им вздумается и применявшими незнакомую другим народам тактику боя.

На прежних местах остались пиратские базы и убе­жища, тщательно восстановленные и заново укреплен­ные, и к ним добавилось много новых.

По-прежнему на всех побережьях шла охота на людей, и точно так же крупнейшие рынки рабов устра­ивались по возможности на островах: во-первых - потому что на островах легче отбить нападение не­прошенных гостей, во-вторых - потому что пленникам с них труднее убежать, в-третьих - потому, что почти все острова лежат на морских трассах, а это стиму­лировало и разнообразило товарообмен и уменьшало «накладные расходы» за счет перевозки пленников. Масштабы средневековой работорговли в точности неизвестны, но из речи дожа Томмазо Мочениго мы знаем, что в первой четверти XV века Венеция выво­зила в Ломбардию ежегодно тридцать тысяч рабов. Откуда она их брала? Ответ может быть единственный: скупала оптом у пиратов, чтобы затем с выгодой пе­репродать.

Легкость сбыта пленников возродила античную практику похищения людей и придала ей невиданный размах. По-прежнему повышенным спросом пользова­лись дети и молодые женщины, а их-то как раз было легче всего захватить массой. Самым благоприятным случаем для этого представлялось какое-нибудь празд­нество (особенно религиозное) в береговых селениях, традиционно посещаемое женщинами, детьми и без­оружными мужчинами.

На Крите в течение нескольких столетий переходил из уст в уста рассказ о праздновании вечерней «фесты» в пещерной церкви святого Николая, набитой до отка­за пилигримами со всей округи. Когда молящиеся за­жгли свои свечки, огни увидали проплывавшие мимо разбойники. Они высадились на берег, подкрались к священной пещере, заперли дверь снаружи и стали до­жидаться предложений о выкупе. Но внутри было тихо. На этот раз пираты остались с носом: когда им наскучило ожидание и они вошли в пещеру, она оказалась пустой. Как говорит легенда, Николай указал своим поклонникам чудесный путь спасения сквозь скалу.