Валентин Мельников - Новые мытари

Шеф был страшный педант и формалист, не упускал случая даже пустяковую придирку преподнести так, чтобы вызвать недоверие к моральным качествам провинившегося, заставить сомневаться в его благонадежности. На совещаниях обличительные речи главного сыщика управления звучали резче и громче всех и поводов для критики было предостаточно. Однажды за пять минут до обеденного перерыва он позвонил Савельеву и приказал немедленно выехать на автовокзал для проверки сообщения о том, что в багаже одного из пассажиров прибывающего через двадцать минут автобуса находится наркотическое вещество. Времени было в обрез, и Савельев попросил дать машину.

- Мобилизуй любую, мне что ли тебя учить! - прикрикнул Лисицин и положил трубку.

Однако единственная дежурная машина отсутствовала по другому срочному вызову. Свободного транспорта не нашлось и в отделах, большинство сотрудников которых разъехалось на обед. Савельев понапрасну метался в поисках, а время шло. Взвинченный и обозленный, он в конце концов оставил попытки раздобыть машину и уехал на автовокзал на общественном транспорте, хорошо зная, что опоздает и только зря потеряет время. Но совсем не поехать было бы еще хуже вдруг автобус придет с опозданием? Но он не опоздал. Издерганный и голодный, Савельев едва успел перешагнуть порог своего кабинета, как раздался телефонный звонок.

- Ну, что у вас? - скрипуче спросил вернувшийся с обеда Лисицин. Отчаянно кляня все на свете, Савельев объяснил, что не смог найти машину и не успел к приходу автобуса.

- Значит, прошляпил преступников? За безответственное отношение к выполнению оперативного задания приказом начальника УВД получишь строгий выговор, - ледяным тоном объявил полковник и положил трубку.

С детства Петя Лисицин не был ни злым, ни жестоким. Таким он стал в зрелом возрасте. Мальчик рос хилым, тщедушным и за это сверстники частенько куражились над ним, дразнили доходягой, которого соплей перешибить можно. У него не было друзей, в компанию к себе пацаны его не принимали. На этой почве с юношеских лет у Лисицина развился комплекс неполноценности, переросший в стремление к постоянному самоутверждению и демонстрации собственной значимости. Ему ничего не давалось с лета, все приходилось добывать терпением и трудом, и это развило у него чрезмерную пунктуальность и формализм.

Если Лисицин был типичным продуктом своего времени, то Савельев никак не укладывался в общие рамки. Он рано начал размышлять о революции, потрясениях, пережитых страной в годы Великой отечественной войны, о репрессивном режиме Сталина и о краткой хрущевской "оттепели". Уже будучи студентом, Савельев осознал, что безраздельное господство тоталитаризма еще с царских времен стало образом жизни очень многих жителей страны и наложило болезненный отпечаток на их умонастроения, привило культовую любовь к "твердой руке". Россия последней в Европе освободилась от крепостничества и ни в "золотом" Х1Х, ни в жестоком ХХ веках так и не вкусила подлинной свободы. При всем величии СССР его граждане были ничтожными пылинками под тяжелой пятой выпестованного коммунистической диктатурой государственного монстра. Дозированно распределяя социальные блага, государство с беспощадной последовательностью подавляло любые проявления яркой индивидуальности и инициативы, не укладывавшиеся в догмы, придуманные правящей элитой. Приоритет государственного над личным проявлялся во всем, в том числе и в отношении к близкой Савельеву области борьбе с преступностью. Уголовное законодательство видело своей главной целью защиту политических устоев государства и социалистической собственности, а охрана прав граждан и их собственности рассматривалась как дело второстепенное. Преступления этой категории наказывались куда мягче. Такой подход обеспечивал привелегированное положение КГБ и объективно принижал роль органов внутренних дел, что отрицательно сказывалось на их кадровом и материальном обеспечении, а порой подталкивало даже к ликвидации их функций. Так случилось, когда Н.С.Хрущев, возвестив скорую победу коммунизма, взял курс на децентрализацию органов внутренних дел. В угоду ему тогдашний министр внутренних дел РСФСР Иван Дударев поспешил с предложением об отмене выплат за звания офицерскому составу, в связи с чем шутники стали толковать аббревиатуру МВД как "Мудак Ванька Дударев".

От полного развала органы внутренних дел спасло создание в 1966 году единого МВД СССР и полная реорганизация его основных структур, проведенная под руководством министра Н.А.Щелокова. Последний период деятельности этого неординарного человека, трагически погрязшего как и многие из его окружения в пороках, свойственных брежневской элите, совпал с началом службы в органах внутренних дел молодого выпускника юридического факультета Антона Савельева. А потом последовало самоубийство Щелокова и в освободившееся кресло министра сел бездарный генерал КГБ Федорчук. Проведенная им безумная массовая чистка органов внутренних дел по счастью обошла стороной лейтенанта Савельева, не имевшего еще ни грехов, ни заслуг. Он прошел через годы тяжкой трудовой повинности, без выходных дней, а нередко и без отпусков. Савельев был свидетелем грехопадения некоторых своих сослуживцев, уволенных и осужденных за взяточничество, злоупотребления и другие противозаконные действия. Сам же ни одной ногой не увяз в этой трясине. Но удовлетворения не было. Он чувствовал, что моральные и физические силы уже на исходе. Его все больше угнетало разочарование в своей работе. "Мы пересажали уйму людей, - думал он, переполнили ими тюрьмы и колонии, превратили эти учреждения в школы преступности. Кому от этого стало лучше, зачем все это?"

Он понимал, что такие сомнения и крамольные мысли, вероятно, появляются не только у него, но все предпочитают держать их при себе, опасаясь за собственную карьеру. И вот даже наболевшим не с кем поделиться, и все более тяжким становится груз одиночества.

Череда воспоминаний и нерадостных мыслей спрессованным потоком пронеслась в душе Савельева за ту короткую паузу, которую он взял в разговоре с Голубем, и ему стоило немалых усилий, чтобы не выплеснуть их наружу. "Чем не забавный сюжет на избитую тему о полицейских и ворах?" - вдруг усмехнулся Савельев.

Они расстались, не став друзьями, но с ощущением, что не зря провели время в обществе друг друга.

Через месяц, небрежно пробегая взглядом городскую газету, Стас увидел на ее последней странице маленькую фотографию Савельева и некролог о его смерти. Чем больше он вчитывался в обычные в таких случаях слова скорби, тем острее чувствовал, как с тупой болью отрывается частичка крохотного заповедного уголка его задубелой в грехах души.