Джон Киган - Первая мировая война

Капитуляция этого полка — 1-го полка бригады Салерно — произошла на третий день сражения при Капоретто. К этому времени весь Итальянский фронт на Изонцо рухнул. Армия больше не подчинялась приказам или, по крайней мере, проводила демонстративные попытки неподчинения. Сотни тысяч солдат бежали с гор на равнины. Хуже того: "Резервные части, переброшенные на передовые, чтобы выполнить свой долг, были встречены криками "черномазые". Войска [австрийцев] сталкивались с итальянскими формированиями, которые шли сдаваться в плен, скандируя "Evviva la Austria". 26 октября Кадорна, чувствовавший себя как в кошмарном сне, понял, что общее отступление на Тальяменто, крупной реке к западу от Изонцо, неизбежно. Неприятель неистово прорывался вперед, не давая ему передышки. Хотя итальянцы в буквальном смысле слова разрушили за собой мосты, их преследователям все-таки удалось форсировать реку и 3 ноября оттеснить их обратно к реке Пьяве. Это было серьезное препятствие, пересечь которое без предварительной специальной подготовки было невозможно; торжествующие победители, оторванные от своих линий снабжения, не могли этого сделать. Тем не менее они добились экстраординарных результатов. За одиннадцать дней они продвинулись на сто тридцать километров, оказавшись в пределах досягаемости Венеции, заставили итальянцев отступить на всей протяженности горной границы от Тироля до морского побережья, и захватили 275 тысяч пленных. Боевые потери итальянской армии по стандартам Первой Мировой войны были сравнительно невелики и составляли 10 тысяч погибших.

Кадорна сделал все возможное, чтобы увеличить эту цифру, со свойственной ему жестокостью организовав массовые казни солдат и офицеров. Подобный эпизод незабываемо описан Эрнестом Хемингуэем, санитаром-добровольцем итальянской армии, в книге "Прощай, оружие!". Он не присутствовал лично при этом, но это не умаляет правдивости его рассказа — одного из величайших письменных напоминаний о бедствиях войны. Дикие беззакония Кадорны не смогли ни остановить крах армии, ни спасти его собственную шею. Он никогда не доверял своим землякам; они, в свою очередь, не испытывали к нему ни теплых чувств, ни даже уважения — ничего, кроме страха. Когда после сражения при Капоретто он попытался сложить ответственность за разгром армии на пораженческие настроения в тылу — там в августе начался взрыв забастовочного движения и спорадических излияний энтузиазма по поводу "Ленина" и "революции", — он потерял поддержку правительства. 3 ноября он заявил, созвучно тому, что высказывалось во Франции после наступления Нивеля, что отступление в Капоретто было чем-то вроде "военной забастовки". Пятью днями позже он был отстранен от командования и заменен генералом Армандо Диазом, который, подобно Петэну после катастрофы Нивеля, предложил простым солдатам более свободный режим увольнений и удобств в качестве побудительного стимула для продолжения борьбы.

На практике итальянская армия, подобно французской, не возобновляла наступления до следующего года. Когда это наконец произошло, итальянцев поддерживал значительно более сильный иностранный контингент, в основном британский, чем предложенный в качестве поддержки французам в 1918 году. Капоретто, одна из немногих неоспоримых побед Первой Мировой войны, стал торжеством Германии, восстановлением военной репутации ее пошатнувшегося союзника Австрии и крупным поражением союзников в конце года, который принес лишь постоянные неудачи. Если и был положительный эффект этого поражения, то он заключался в том, что катастрофа заставила Британию и Францию осознать, что их система случайного направления военных усилий посредством неформальных отношений и нерегулярно созывающихся конференций больше не имела права на существование, если они хотели победить в этой войне. 5 ноября в итальянском городе Рапалло была созвана конференция представителей союзников. На ней было решено учредить постоянный Высший военный совет, ответственный за согласование стратегии действий союзников. Он должен был заседать в Версале под эгидой премьер-министров Великобритании, Франции и Италии и президента Соединенных Штатов.

Президент Вудро Вильсон заявил, что Америка "слишком горда, чтобы сражаться". Эти слова отражали его собственное отвращение к войне. Идеалистичный, академичный, с высоким самомнением, он убедил себя в том, что откровенные отношения между нациями в условиях открытой дипломатии являются способом избежать конфликта. В течение 1916 года он через своего эмиссара, полковника Эдварда Хауза, предпринимал решительные действия, чтобы привести воюющие стороны к переговорам на условиях, которые он полагал справедливыми для всех, и был весьма удручен провалом своих попыток. Однако его взгляды не страдали отсутствием реализма в отношении значения силы в международных отношениях и в том, чтобы использовать силу в случае необходимости. В 1915 году он добился запрета на "неограниченные" действия немецких субмарин, пригрозив задействовать военный флот США, чтобы сохранить свободу перемещения по морям. Он дал санкцию полковнику Хаузу пообещать союзникам американскую интервенцию, в случае если они согласятся принять его условия для мирной конференции, а Германия — нет. В конце весны 1917 года, тем не менее, он не имел никаких намерений к тому, чтобы его страна вступила в войну. Не испытывали энтузиазма по этому поводу и его сограждане. Среди большой доли лиц немецкого происхождения были активисты, которые, через немецко-американский Bund (союз), организовали кампанию против вступления США в войну.

Два события изменили точку зрения Америки. Первым было неуклюжее обращение Германии к Мексике с предложением союза, подкрепленное в качестве приманки обещанием вернуть Техас, Аризону и Нью-Мехико, если Америка вступит в войну против Германии. Эта "телеграмма Циммермана" была передана американскому правительству британской морской разведкой. Независимо от них Государственный Департамент США также перехватил это послание. Будучи опубликовано 1 марта 1917 года, оно вызвало бурное возмущение. Вторым поводом стало решение Германии продолжать неограниченную кампанию с применением подводных лодок. Субмарины без предупреждения нападали на торговые суда в международных водах. Возврат к политике 1915 года обсуждался в Германии с августа 1916 года. Нарушение морского права, равно как и возможные последствия таких нарушений, прекрасно осознавались. Существующие моральные нормы не запрещали нападения на торговые суда, но требовали от налетчиков — независимо от того, были ли это надводные корабли или субмарины — остановить коммерческое судно, позволить команде сесть в шлюпки, обеспечить их пищей и водой и помочь им добраться до ближайшей суши, и лишь потом уничтожить их судно. Неограниченная политика позволяла капитанам подлодок потопить судно орудийным огнем или торпедировать его по их собственному желанию. Сторонником этой политики был адмирал Хеннинг фон Хольцендорф, начальник германского морского штаба. Его основной аргумент заключался в том, что только при тотальном уничтожении британских морских поставок война может принять благоприятный для Германии оборот — прежде чем морская блокада и истощение сил наземных войск исчерпают возможность Германии продолжать войну. В качестве подтверждения своих соображений он приводил результаты статистических выкладок, из которых следовало, что, если ежемесячно топить 600 тысяч тонн союзных, главным образом британских грузов, то это должно за пять месяцев поставить Великобританию на грань голода. Одновременно это означало прекращение поставок Франции и Италии британского каменного угля, весьма существенных для деятельности их экономики. Аналогичным аргументом руководствовался немецкий военный флот и во время Второй Мировой войны, когда в самом ее начале установил политику неограниченного потопления. Весной 1917 года немецкий военный флот, имея в своем распоряжении почти сотню подводных лодок для операций в Северном море, Атлантике, Балтийском и Средиземном морях, получили приказ начать атаки в неограниченных масштабах против двадцати миллионов тонн британского грузооборота из в общей сложности тридцати миллионов мирового, от которых зависело выживание Великобритании.