Леннарт Мери - Мост в белое безмолвие

- Ах, погода? - ухмыляется он мне в лицо, как будто мы с ним невесть какие старые знакомые, а к вечеру мы такими уже и стали.- Ах, погода? Ну, так запишите в свою тетрадь, что годовой перепад температуры в Певеке - 80 градусов, а в Эстонии - 70. В июне в Чаунском заливе 25 процентов ясных дней, и на Чудском озере столько же, в июле у нас 20 процентов, на Сааремаа - 30. Абсолютный минимум у нас минус 50, а у вас минус 35. В Вилсанди...

- Да вы знаете об Эстонии куда больше, чем эстонцы о Чукотке!

- А вам известно, что в Тагамыйза, на мысе Кийпсааре, есть поющие пески?

- Черт побери, этого не знает даже Юхан Пеэгель*!

Он роется в груде книг около кровати, вытаскивает какой-то журнал и бросает его на стол.

- Я работал в Эстонии в гидрографической экспедиции. Тут моя статья о поющих песках Кийпсаареского мыса. Хотите почитать?

- Конечно, хочу, почему же не хотеть? Разрешите, я заварю вам теперь кофе?

Попиваем кофе и жмуримся от удовольствия.

- Почти как в старом "Фейшнере", - говорит Виктор лукаво. Он коренной ленинградец, как и большинство людей, работающих на этом побережье.

БЫТ

Улица Попова расположена на краю поселка. Сам дом похож на барак посредине длинный коридор, хоть на тракторе по нему езди, двери в обоих концах открыты настежь днем и ночью, потому что сейчас в общем-то лето. Уборная находится в конце дома, рядом с умывалкой. Где-то среди старых построек я увидел будку, поднятую на высокие столбы, которую в силу своей извращенной фантазии принял за что-то вроде сторожевой башни хлебозавода. Но это была всего-навсего уборная. Певек расположен на скале в зоне вечной мерзлоты, и уборную здесь делают так: между высокими столбами кладут же-{196}лезную плиту шириной в два метра, снабженную петлями. Весной этот замерзший до состояния полной стерильности монумент трактором отволакивают в залив, где он во время таяния льдов вместе с плитой погружается на дно. Такое на первый взгляд примитивное решение вопроса на самом деле очень даже рационально, во всяком случае до тех пор, пока отсутствует теплоцентраль. Но постепенно морская вода все же загрязняется. На Дальнем Севере равновесие в природе зыбкое, как у одра умирающего, достаточно небольшого толчка, чтобы нарушить его непоправимо. Снег смягчает, а мороз упрощает многие проблемы благоустройства - не на деле, конечно, а в воображении обитателей. Если в наших краях зима с ее белоснежным покровом в круговороте природы явление довольно кратковременное, грань между двумя циклами жизни, то здесь столь же временным воспринимается короткое лето. Под снежным покровом поселки Дальнего Севера кажутся идеально чистыми: все, что падает на землю, через несколько дней покрывается белым снегом. В начале же лета всего, что падало, оказывается так много, что уборка становится немыслимым делом, таким же, как борьба с самим временем года. И вот в дверь санинспектора уже стучится спасительная зима.

Я рад, что в Певеке и - в конце моего путешествия - в Анадыре увидел устремленный в будущее взгляд, который не обволакивали пустые слова, а сопровождали и подкрепляли дела и первые очертания нового Дальнего Севера. В Анадыре я прошелся по отрезку улицы длиной в триста метров, покрытому бетоном. Это было приятное новшество. Когда человек по дороге на работу и с работы домой месит изо дня в день грязь, он убежден, что делает это временно. Так он может жить долго, может быть, даже всю жизнь, находя иллюзорную опору в сознании, что эта жизнь - временная. Он может посеять за домом редиску, которая созреет к будущей осени, но никогда не посадит перед домом для своих детей кедр или карликовую иву. Все это - социальные проблемы нашего Дальнего Севера, трудные и оптимистичные.

Певек отмечен суровой романтикой импровизаций, и современные четырехэтажные каменные дома в центре поселка предъявляют уже серьезные претензии на титул города. В то же время в нем сохранились и приметы первых лет заселения "дикого севера", когда загорелые каюры оставляли перед рестораном свои нарты. По улице {197} мчится такси, его водитель, судя по всему, ничего не знает об истории поселка и о скорости пятнадцать километров в час, которая так трогательно напоминает времена паровоза Стефенсона и машиниста во фраке. Почти безветренный залив жонглирует расплывчатыми отражениями белых кораблей, в порту краны день и ночь с грохотом заполняют каменным углем зияющие пустотой бункера пароходов. Поселок невелик, и отовсюду все видно и слышно, ночное зарево портовых прожекторов и нервозное бренчанье звонков на кранах достигают улицы Попова, которая находится на другом берегу полуострова, если не ошибаюсь, на его южной стороне. Моря здесь вдосталь и рыбы тоже, - если верить Виктору, очень вкусной и невероятно голодной рыбы: стоит насадить на крючок красную тряпицу - и она клюет! В продмаге рыба наличествует уже, конечно, в виде консервов, иными словами - позади у нее путь примерно такой же длины, как и у меня. Магазинный ассортимент вполне удовлетворял мои холостяцкие запросы, но оценка хозяек, думается мне, была бы критичнее и конкретней. Я хотел купить яйца, но их распределяют только по детским садам. Летом здесь можно купить молоко, у поселка свое стадо в восемьдесят голов, это немного, но сколько-то молока дают детям и зимой. Магазин большой, модный и опрятный, единственная очередь стояла за вином. "Вася, заплати за восемь ящиков!" эти слова я услышал не в магазине, а в редакции газеты. "Ощущение ценности денег атрофировалось", - сказали мне там же; кстати, это же самое явление поднимает сейчас голову и в Эстонии. "Тебя будут считать белой вороной, если вернешься из Магадана без пива". Расположенный на тысячу четыреста километров к юго-западу Магадан является областным центром, которому подчинен и Анадырь - столица Чукотского национального округа. Недалеко от редакции я видел землянку. Ее покинули совсем недавно, но тем красноречивее свидетельствует она о темпах роста Певека. Посреди поселка, напротив книжного магазина, на заборе стадиона, я заметил объявление о футбольном матче. Мне казалось, что я сумел по достоинству оценить значение этого факта, но я ошибся. Даже самые сдержанные из моих собеседников строили разговор так, чтобы хоть мимоходом упомянуть о стадионе, делая при этом паузу, достаточно длинную, чтобы я мог вставить несколько похвальных слов. Стадион был гордостью поселка и его любовью. {198} На каждом шагу чувствовалось, что он уже успел оздоровить здесь социальную атмосферу. На Дальнем Севере люди и города кажутся прозрачными, социальные процессы словно на ладони, активность реагентов можно увидеть и измерить, как в пробирке. Директора одного рудника характеризовали так: трудяга, ростом великан и капитан футбольной команды. Наверное, следует добавить, что из-за вечной мерзлоты в тундре разбить футбольное поле очень нелегко, а на этом узком и скалистом полуострове места было совсем не много.