Леннарт Мери - Мост в белое безмолвие

Из этого обстоятельного объяснения, которое почти зримо воссоздает линию Скандинавского побережья, можно ко всему прочему сделать вывод, что навигационная {28} техника Отера была весьма примитивна. Парусные суда плавали по Нилу задолго до фараонов, в то время как в Европе пользовались еще лодками, выдолбленными из ствола дерева. Но и моряки античного мира не умели ходить галсами, то есть лавируя против ветра. Если не было попутного ветра, их парусники вела вперед объединенная мускульная сила десятков рабов. Уже после Отера моряки научились использовать ветры двадцати румбов из тридцати двух - т. е. 225° из 360°,- что позволяло им двигаться при бейдевинде, но в 875 году Отеру на траверсе Нордкапа пришлось ожидать попутного ветра, и этот, казалось бы, пустячный случай придает его отчету особенную убедительность. Только один раз Отер уклоняется от истины, но делает это, безусловно, сознательно. Вот как это было записано с его слов: "Однажды он захотел установить, как далеко на север простирается суша". Это звучит убедительно, но вряд ли дело обстояло именно так. Отер не ограничился одной только попыткой. Исследователи усматривают в его словах уловку хитрого купца. Биармия была Северной страной золотого руна. Отер и не думал посвящать короля в тайны своей торговли, тем более не собирался рассказывать о сказочных пушных богатствах Биармии, которые, как моржовая кость во времена позднего средневековья, служили щедрым вознаграждением разочарованным искателям Северо-Восточного прохода. Мало того - Отер преувеличивает свои заслуги. Не он первый ступил на побережье Биармии. Это отметил еще Нансен. Норвежский историк Торфэус, опираясь на фольклорные источники, составил в 1711 году длинный список морских экспедиций, которые, начиная с третьего века нашей эры, отправлялись в Биармию. Его выкладки могли бы показаться не очень убедительными, если бы описания этой диковинной страны не сохранились в датских и исландских сагах. Как камни после захода солнца отдают тепло, накопленное днем, так современные географические названия помогают нам раскрыть тайны далеких времен. В древних сагах этот полуостров упоминается под названием Коларне, а город, в котором сейчас вот-вот зажгутся первые огни, своим именем указывает на обитателей Севера - нурманнов, от которых на протяжении долгих веков образовалось название Мурман, Мурманск. Гандвик, о котором говорится в древних рунах викингов, - это Белое море. В скальных пещерах на его побережье жили великаны-{29}оборотни из племени яттаров. В представлении первых мореплавателей эта страна была столь же мифической и магической, как полночные страны для древних эллинов. По мере того как она раскрывала свои тайны, очарование неизвестности отходило все дальше и дальше, на восточный берег Гандвика, на земли Биармии, может быть, до Югорского Шара и Северного Урала, точно так же, как в наши дни мистический нимб загадочности отступил в неведомые просторы галактики, которые обычно так охотно населялись кровожадными оборотнями и козлоногими аргиппеями. Как в былые времена, мы и теперь изгнали туда, на пограничные рубежи человеческого познания, неведомые нам первопричины уже решенных проблем, начиная с зарождения жизни и кончая антиматерией - этим поглощающим корабли липким туманом, в котором воздух, вода и минералы смешиваются в первозданном хаосе, если воспользоваться образом, созданным прародителями Густава Наана*. Человек за последние тысячу или даже пять тысяч лет изменился меньше, чем мир, его окружающий. Был здесь и свой северный Вавилон, где страны восходящего солнца протягивали руку странам заходящего солнца и в мошнах смешивались золото сасанидов, динары вандалов и дирхемы арабов. Калмакари, или Холмгард, как называли это торжище, находился на реке Двине, возле устья притока Пинеги, на расстоянии двухдневного пути от моря. После Отера торговые и разбойничьи походы в эти края уже точно документированы: в 920 году здесь появился Эйрик Блёдокс - Кровавая Секира; в 965-м - Харальд Графелд - Серый Кафтан, в 1026-м - Торе Хунд, в 1090-м - Харальд Магнуссон и так далее, пока крушение скандинавской военной демократии, славянская колонизация и монголы, захватившие Биармию, на целых три века не закрыли на засов этот торговый путь. Во всяком случае, папский легат Иоанн Плано-Карпини, в 1246 году посетивший хана Гуюка в столице его огромной империи, расположенной в Центральной Монголии, Каракоруме, сообщал, что монголы собирают налог пушниной с самоедов, живущих по берегам Ледовитого моря. Запомним его слова: ведь это первое упоминание о наших далеких предках в западноевропейской научной литературе. Нить жизни древнего Холмгарда на этом, однако, не прерывается. Черпая новые силы в славянской колонизации, он превратился в важнейший центр речной торговли под названием Хол-{30}могоры. И только в 1584 году, после того, как в устье реки Двины была заложена первая морская гавань Московии, после того, как англичане вторично открыли северные торговые пути, судьба города была решена. Победителем стали Новые Холмогоры, будущий Архангельск.

Это в общих чертах о предыстории Северо-Восточного прохода и о северо-западных воротах Биармии. А что происходило в ее северо-восточных воротах и где их вообще искать?

Но сначала несколько слов о "конце света".

Если рассматривать старые карты, арабские или русские, с первого взгляда в них ничего нельзя понять. Причина этого так проста, что останавливаться на ней не считали нужным. На древних картах юг помещался наверху, а север внизу, запад справа, а восток слева. Меняет ли это что-нибудь? Ни в коей мере. Возьмите такую карту в руки, определите части света, повернитесь спиной к северу - и вот карта уже сориентирована. Но солнце встает справа и садится слева, и поначалу это кажется нам нестерпимым - так укрепилось в нашем сознаний представление о севере, который находится прямо перед нами, где-то наверху. Во времена, о которых мы сейчас ведем речь, все было по-иному. Исследованный, описанный и частью нанесенный на карту мир оставался далеко на юге, в районе Средиземного моря и Ближнего Востока. Торговый человек, направлявшийся из тех краев на Север, в первобытные леса на берегах Волги и Камы или еще дальше, в тундру, открывал неведомый мир. Сама природа убеждала его в том, что он приближается к концу света, опасному и леденящему кровь. Конечно, он не хотел ошибиться. И могло ли быть в этой ситуации что-нибудь естественнее: чтобы сориентироваться, он поворачивался лицом к уже пройденному отрезку пути, к знакомой части света, двигался на север спиной, в то время как его испуганный взгляд был прикован к югу. Я говорю сейчас не о картографии, а о двух выводах картологии. Первый вывод - психологического характера: на север двигались, обратившись к нему спиной. Нам стоит ощутить страх этих далеких путешественников и восхититься их мужеством, ибо, как мы увидим, они сумели преодолеть свой страх, а ведь преодоление его и есть не что иное, как мужество. Второй вытекает из всего {31} уже сказанного: история гремела далеко на юге, до Севера доходили лишь ее далекие отблески. Тем поразительнее, что один из отблесков пересекся здесь, на берегу Ледовитого океана, с другим и из этого короткого замыкания на какую-то долю секунды родилась ослепительная вспышка, в свете которой Северный полюс был описан почти слово в слово, как у Пири, но почти на тысячу лет раньше его. Сейчас мы убедимся, что это не очередная выдумка.