Израиль Меттер - Мухтар

Он успел выстрелить в нее еще раз, в упор, и это было все, что он успел сделать. Собака повисла на его правой руке, рванула с полка вниз, на пол, он попытался вскочить на ноги, но ему было не стряхнуть ее с себя, она лежала у него на груди, вцепившись в горло, сперва сильно, так, что он задохнулся, а потом послабее, однако этого он уже не почувствовал.

Глазычев вбежал в баню первым. Он метнулся туда еще раньше, после первого выстрела, но подполковник резко крикнул:

- Назад, Глазычев!

И кто-то из оперуполномоченных схватил его за локоть.

- Не дури, проводник, - спокойно сказал оперуполномоченный. - Тебе что, не терпится на тот свет? Никуда от нас Фролов не денется. Пусть порасстреляет патроны.

- Собака, - сказал проводник.

Когда он вбежал в баню и тотчас же вслед за ним ребята, они все увидели лежащего на полу Фролова и на нем - пса. Штук пять карманных фонариков скрестили в этом месте свои лучи.

- Мухтар! - позвал проводник.

Одно ухо у Мухтара еле заметно вздрогнуло и снова обвисло.

- Фу, Мухтар! - сказал проводник. - Ко мне!

- Не мешай ему, он работает, - пошутили ребята.

Наклонившись над Мухтаром, Глазычев попробовал сдвинуть его с груди Фролова на пол. Кто-то еще помог ему, опасливо взявшись и приподымая не по-живому тяжелую, обвисшую собаку.

Сдвинуть Мухтара в сторону удалось, но за ним стронулось с места и тело Фролова: морда Мухтара лежала на его горле. Глазычев сунул ствол своего пистолета собаке в зубы и с силой разжал ей пасть. Оттуда на руки проводника вытекла кровь.

Бандита в тюремной машине отвезли в Управление - он пришел в себя минут через сорок, - а Глазычев с Мухтаром, завернутым в полушубок, поехал на газике в питомник.

Перед отъездом подполковник сказал ему:

- Спасибо, товарищ младший лейтенант.

- Я что, - махнул рукой Глазычев. - Я ничего.

- А может, выживет? - сказал подполковник. - Ведь теплый еще.

- Он постарается, - ответил Глазычев.

В питомнике проводник поднял с постели Зырянова - ветврач жил тут же. Мухтара перенесли в амбулаторию на стол. Первая пуля попала ему в грудь, навылет, вторая - в голову, застряв у затылка.

Копаясь в ране и доставая пулю пинцетом, Зырянов сказал:

- Одна эта штука должна была уложить его наповал.

- Значит, всё? - спросил Глазычев. Он держал голову Мухтара, помогая ветврачу.

- Жить, может, и будет, - сказал Зырянов. - А со служебно-розыскной собакой, пожалуй, всё.

Провозившись еще с полчаса, они перенесли Мухтара в изолятор - в комнату позади амбулатории; здесь стояли четыре пустые клетки.

Потом они долго мыли окровавленные руки. Погасили яркий электрический свет. За окнами было чахлое зимнее утро.

- Хотите спирту? - спросил Зырянов.

Сам он пить не стал, а проводнику отмерил в мензурку сто граммов.

- Водой разбавить вам?

- Да нет, я лучше потом запью водой.

- Вы только задержите дыханье после спирта, а то можно обжечь слизистую.

- Я знаю, - сказал проводник. - В войну пивал его.

- Ну и климат у нас! - сказал Зырянов, посмотрев в окно. - Всегда мечтал жить на юге - и всю жизнь прожил в Питере. Вот выйду на пенсию, уеду куда-нибудь со своей старухой в Ашхабад. Буду выращивать урюк.

- Больше у меня такой собаки не будет, - сказал Глазычев.

- Отличный был пес, - сказал Зырянов. - Шли бы вы домой, Глазычев. Я скажу начальнику, что отправил вас. Вы имеете полное право на отдых: бандита ведь взяли.

- Я-то его не брал. Мухтар его брал.

- Валяйте домой, Глазычев, - сказал ветврач. - А то вы начинаете городить чепуху. Нате вам на дорожку еще пятьдесят граммов. Заснете дома как убитый.

- Я-то не убитый, - сказал Глазычев. - Я как раз целенький.

- Вы что, обалдели? - запыхтев, прикрикнул на него Зырянов. - Вы где работаете: в детском саду или в уголовном розыске? По-вашему, лучше бы сейчас ходил на свободе этот убийца, а вы бы целовались со своей собакой? Так, что ли?.. Немедленно отправляйтесь домой!

- Слушаюсь, товарищ майор ветеринарной службы, - сказал Глазычев, медленно козыряя; на голове его не было даже кепки.

Перед уходом он зашел в изолятор. Мухтар лежал на боку с вытянутыми в одну сторону четырьмя лапами. Обычно он так никогда не ложился. Пожалуй, только в очень жаркий летний день. На голове и на груди у него была выстрижена шерсть - там, где копался ветврач. Присев на корточки, Глазычев забрал в ладонь его сухой горячий нос.

- Будь здоров, псина, - сказал проводник. - Мы им еще покажем.

Через несколько дней младшему лейтенанту Глазычеву была объявлена благодарность по Управлению и выдана денежная премия. Товарищи поздравили его. На общем собрании работников питомника Дуговец сказал, что равняться надо именно по таким труженикам, как проводник Глазычев, который относится к своим обязанностям не формально, а творчески.

Ларионов пожал ему руку и сказал:

- Здорово тебе повезло, Глазычев! С тебя приходится.

Самый пожилой проводник, Иван Тимофеевич, не стал ничего говорить, а только попросил:

- Покажи-ка мне твоего Мухтара.

После собрания Глазычева задержал Билибин.

- Покуда у вас нет собаки, - сказал он, - займитесь хозяйственной работой в питомнике. А заодно будете помогать Трофиму Игнатьевичу в изоляторе.

Недели две так и шла жизнь Глазычева. Он рубил конину для собачьей кухни, таскал в кладовую и из кладовой мешки с овсянкой, ящики с жиром, с овощами; убирал снег на территории, чинил забор.

И по нескольку раз в день забегал в изолятор к Мухтару. Проводник кормил его, расчесывал шерсть, чтобы она не свалялась, прибирал за ним, совал в рот лекарства. Да и просто ему иногда хотелось сказать своей собаке, что он ее не забыл.

Подметая как-то двор, Глазычев увидел, что у пустой Мухтаровой клетки Ларионов прилаживает стремянку. Взобравшись на нее, он отодрал дощечку, на которой была написана собачья кличка, и, вынув из кармана другую дощечку, собрался приколачивать ее.

- Какого черта ты делаешь? - крикнул Глазычев издали.

- Площадь освободилась, буду заселять, - весело ответил Ларионов.

Подойдя к клетке, Глазычев поднял сорванную дощечку, лежавшую на снегу, и протянул ее Ларионову.

- Приколоти на место.

Он произнес это таким тоном, что Ларионов спросил:

- Ты что, сдурел?

- Я тебе сказал, приколоти!

И, не дожидаясь, сам полез по стремянке с другой стороны, вырвал из рук Ларионова молоток и прибил старую дощечку с кличкой Мухтар на прежнее место.

- Рано хороните моего пса, - сказал Глазычев.

- Чудило! Работать-то он больше не будет...

- Это откуда же тебе известно?

- Да у него ж задета центральная нервная система...

Глазычев посмотрел на Ларионова.

- У тебя она задета с детства, однако ты работаешь?

Вскоре Мухтар окончательно встал на ноги. Проводник подолгу гулял с ним по Крестовскому острову, сперва не беспокоя его никакими служебными командами, затем стал выводить его на тренировочную площадку в те часы, когда там никого не было.