Андрей Ястребов - Боже, спаси русских!

Три великих отречения предстоит сделать постригающемуся в монахи. От продолжения рода. От собственности. От своей воли. Воздержание, бедность и послушание – вот три главных обещания Богу, которые дает каждый монах. Говорят, что послушание дается труднее всего. Мешает гордость житейская.

А БОГ – МАШИНИСТ? А ЕСЛИ НЕТ?!

Каждый человек, когда он постигает радость веры, становится творением сложной и неописуемой красоты, становится творцом, и он, как творец, имеет к этой красоте самое непосредственное отношение. Красота веры! Пусть не той, какая проповедуется церковью. Или пусть именно той. Не в этом дело. Разве это не самое главное – вера? В наш бурный век вера вряд ли являет собой идеал. Массы разучились верить, веровать. Наши культурные кумиры относится к ней с подозрением и иронией. Да и где, спрашивается, эти кумиры? Плохо другое: для большинства людей слово «вера» отдает чем-то искусственным, экзальтированным, напыщенным, притворным, фальшивым.

Жизнь – это беспощадность, жестокость, высокомерие, упрямство и равнодушие, холодная расчетливость, невосприимчивость ни к чему, кроме доводов рассудка и кармана, безжалостный эгоизм, причиняющий боль ближним. Это соревнование. Борьба пропащих мужчин и праздных женщин, заблудших, безнадежных.

Даже любовь... поначалу спасение, а потом домохозяйская скука, одинокая тоска и вечная неудовлетворенность.

Жизнь бежит и бежит, накапливая бремя незавершенного. С каждым годом оно становилось все ощутимее. Почему? Потому что силы и вера убывают. О вере не в церковном смысле. И о времени тоже. Время и вера убегают от нас. Все быстрее и быстрее. Убегают от нас.

С возрастом время убыстряется потому, что того времени, которое у тебя в жизни осталось, становится все меньше. Хотя не совсем так. Вторая половина рабочего дня длится нескончаемо, а вот вторая половина отпуска пролетает быстрее, чем первая. Тут дело в конечной цели.

В молодости время течет медленно, потому что человек с нетерпением ждет успеха, уважения, богатства. Человек бежит. Бежит. Бежит. Ежедневное напряжение сжимает горло, сдерживает слезы. Человек отучается плакать и верить. Он плачет, когда смеется.

Потом начинает уставать: что-то достигнуто, сделано, просрано. Человек привыкает идти по одной дороге, и чем чаще он по ней ходит, тем быстрее проходит. Сейчас будет река, чуть подальше свалка, потом колбасная фабрика, потом мусоросжигательный завод, лесопилка, потом опять свалка. Все такое привычное и родное. Скоро родной банк, база, университет, магазин.

Человек наловчился и знает все повороты, рытвины, все белки пересчитаны, он знает, что произойдет сегодня, завтра... Уже мало чего приходится ждать от жизни... Теперь время начинает ускорять свой бег.

Вера убывает. Потому что в жизни у человека совсем не остается времени, чтобы потратить его на перемены.

Отчаяние наваливается внезапно. Здоровье расшатано. Остатки принципов собираются в стаю, но не могут пробить брешь в социальном панцире. Хочется плакать. И плачется. Слезы чем хороши? Они, как вера, как репетиция веры. Они смывают потребность быть всегда социальным и сильным. Они делают человека почти самим собой. Нет надобности в ужимках извинений и объяснений. Можно просто рыдать о себе. Со временем вера рождается. Она подобна сну, слезам во сне о том, чего уже не вернешь и не изменишь. Ничего нельзя вернуть. Ничего. Наш человек плачет о том, что он не стал хорошим, о том, что он хотел многого, но не того, что нужно хотеть, а того, о чем нужно хотеть, он так и не узнал. Он не узнал, что такое вера.

Нам нужна вера. Хотя бы вера в то, что смерти нет. Есть только любовь. Любовь, которая отвечает за порядок в мироздании. Как нам нужна вера!

Как.

Нам.

Нужна.

Вера.

Мы знаем, что жизнь затянется, но не предполагаем, что можем состариться.

Потом неожиданно, как все у нас – зима, лето, засуха, урожай, – наступит возраст, когда вся сила человека – моральная, финансовая, физическая и духовная – рухнет в один момент. Мрачная неопрятная душа пахнет неверием и затхлыми обидами. Господи, где же Ты? Наставь, научи, дай совет!

Потому что все знают, что дальше. Дальше – будь здорова, дорогая жизнь, я надолго уезжаю. Навсегда. Жалко, конечно, костюмов, пару раз надеванных, скопилось немало. Да ладно. На том свете новый костюм, наверное, выдадут. Хотя кто его знает.

Человек плачет потому, что понимает, что он был плох, равно как и хорош, но какая теперь разница? Теперь, когда разочарование сменило надежды и ожидание радости.

Отчаяние – это попытка бегства от самого себя, от признания собственной никчемности. По первой это страшно, потом это превращается в ритуал, с помощью которого человек демонстрирует свою русскость – бесконечность души, страдающей, в грязи вываленной.

Жизнь в ответ на слезы даст еще парочку событий, подарит горстку приятностей и забудет о твоем существовании. А человек продолжит глодать старческий корм переживаний, в которых не будет надежды.

Все, что он имеет, чем владеет, что вспоминает, почему-то печально и болезненно. Вдруг невзначай обнаружилось, что все самое прекрасное и счастливое в его жизни: любовь, семья, дети, радость от работы, книги, друзья, еда – все эти картинки жизни преходящи. Вот они промелькнули и прошли. Прошли мимо, без его участия, с его участием. Не все ли равно? Здесь уже не разобраться. Прошел мир, тот самый мир, который создавала любовь. Человек утомлен и опустошен. Он плачет. Плачет, потому что понял: однажды кончается все, однажды человек теряет все.

У человека больше нет слез. Нет собственного мира. Есть только бессилие. И маленькая власть над обыденностью. Видимо, власть над мелкими вещами утешение при утрате больших.

И вот принимается он мастерить свою веру на кухоньке, что бы хотя бы успокоиться, унять голод духовный. В голове роятся мысли о таких вещах, как время, день сегодняшний и загробная жизнь. Человека неожиданно посетит мысль, что он всегда жертвовал настоящим во имя будущего, которое никогда не приходит. Просто вчера перетекает в сегодня, повседневная суета – в загробную жизнь, как в метро: следующая станция такая-то... Тебе кажется, что ты как раз и устремлялся к следующей станции. На самом деле, тебя машинист везет.

А Бог – машинист? А если нет?!

В книге (предположим, что такая книга есть) «Окончательная правда о России» (притворимся, что прочли ее), наверное, должно быть сказано: в воздухе, как всегда, пахнет пирожками, революцией, воспоминаниями, мыслями о несносным ноябре-декабре и русской идеей. Дни заполнены выпивкой, табачным дымом и бесконечными разговорами о поэзии и политике, надежде...