Грасе д'Орсе - Язык птиц. Тайная история Европы

В этом идеале легко узнать учение александрийских философов об Эонах, из века в век преподаваемое в обществах лунопоклонников, связавших это учение с представлениями о земном счастье, необходимом для того, чтобы обрести загробное блаженство. Эти представления Доле резюмировал в следующих стихах:

«Живой и зрячий, я желаю наслаждаться своей славой; слава мертвого остается только в том, что им написано, или сделано». Другими словами, в царство воспоминаний, если это возможно, следует взять с собой только приятное.

Его друг Бонавентура Десперьер был секретарем королевы Наваррской, и служил посредником в ее отношениях с Рабле. Он не был ученым такого же высокого уровня, как его два знаменитых друга. Но он был очень хорошим рассказчиком, и его забавные истории радовали маленький беарнский двор. За свой религиозный радикализм, превосходивший радикализм лютеранских течений, которые его блестящая покровительница ввела в Телемской обители, он был уволен и вскоре опубликовал свою книгу «Cymbalum mundi», в которой насмехался в равной степени и над протестантизмом, и над католицизмом. Эта книга вышла в свет в 1537 году под псевдонимом Томас Клавье и была сразу же запрещена, а ее автор, оставленный всеми своими друзьями, умирающий от голода, бросился на шпагу.

В таком окружении знаменитых бунтарей и для этого окружения Рабле и издал свою «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа», которая имела огромный успех. Этот успех побудил одного плагиатора опубликовать ее продолжение. Тогда подлинный автор изменил свои планы и издал Пантагрюэля, где серьезное было скрыто под маской смешного, а затем переделал первую книгу таким образом, чтобы она гармонично сочеталась со второй. Эта книга — единственная, которая, как мы видим, подписана двойным псевдонимом Алькофрибаса Назье и Жана Люнеля; это указывает на две совершенно различные руки. Жан Люнель должен был быть маской королевы Наваррской или ее секретаря Бонавентуры Десперьера; напротив, не было ничего более близкого католицизму, чем светлая солнечная маска Алькофрибаса Назье.

Выражение AL.COFR.IBAS в классическом древнееврейском означает «Бог, прощающий грешников», а слово Назье (NASIER) буквально означает «посвященный», а конкретнее — «назареянин», или «христианин». Здесь нет места для возможных двусмысленностей. Рабле не перестал быть монахом, служившим Богу, прощающему грешников, и он объявляет об этом во всеуслышание. Так же, как и Аристофан, он принадлежал к партии консерваторов и развлекался, скрывая под маской смешного всю свою ортодоксальность правоверного католика. Такая манера сообщать ортодоксальным убеждениям забавную форму существовала задолго до него, и пережила его недолго.

В «Истории карикатуры» Шамфлери, на страницах 71 и 207, можно натолкнуться на весьма непочтительный перевод во французском ребусе двух еврейских слов, AL COFR, Бог-искупитель. Все эти неизбежные уточнения естественным образом подводят нас к объяснению нескольких событий, полезных для понимания смысла книги, несмотря на то, что их подлинность может быть поставлена под сомнение.

В 1536 году, то есть после публикации первых двух книг Пантагрюэля, Рабле отправился в Рим и получил от папы Павла III разрешение перейти из ордена францисканцев в орден бенидиктинцев, который в большей степени удовлетворял такого ученого, как он. Его памфлеты произвели невероятный шум, однако Церковь не нашла в них ничего оскорбительного.

В 1537 в Париже он присутствовал на пиру, данном в честь Доле, который избежал обвинения в убийстве. Среди гостей находились Гильом Буде, католик; Беро, протестант и наставник трех братьев из Шатильона; Одэ, будущий кардинал; Гаспар де Колиньи и Андре д'Андело; Данэ и Туассан, знаменитые знатоки классической древности; Сальмо, писавший на латыни поэт, Николя Бурбон, наставник Жаны д'Альбер; Вульте, Маро и, наконец, сам Рабле.

Это собрание дает представление о мере терпимости в среде ученых того времени. Именно Павла III имели ввиду на пародийных дебатах по поводу целования папского мула. Известно, каким был на этих дебатах ответ Рабле; этот ответ включал в себя объяснение девиза, который можно увидеть на колоннах собора Святого Петра. Голубь, роняющий из клюва оливковую ветвь, что на старо-французском языке произносилось как «colon bas eleverai». Это и есть главная идея первой книги Пантагрюэля, и мы вернемся к ней в нужное время и в нужном месте.

Папы того времени не опасались, что какие-либо непристойные выпады нанесут ущерб ортодоксии. Только папа Сикст V был совсем другим. Павлу III шутки Рабле пришлись по вкусу, так как он предоставил веселому жителю Турени все, что тот пожелал.

Рабле вернулся в Рим после отравления Дофина, с особым поручением самого Франциска Первого. Именно во время этого второго визита папа спросил его о том, какой милости он ожидает, и Рабле ответил: «Наш святой Отец, я француз из маленького городка по имени Шинон, который находится под властью охапки хвороста. Там уже сожгли много добрых людей, в том числе и моих родственников; если Ваше Святейшество отлучит меня от церкви, то меня никогда не сожгут».

Эту странную просьбу папа понял верно, поскольку она содержала в себе одно из слов тайного пароля католиков, намекающее на странный и смешной праздник, отмечавшийся ранее в Риме в конце Страстной недели. Она дает объяснение некоторым пассажам из первой книги Пантагрюэля, в частности, того, где рассказывается, как был повешен монах Жан Зубодробитель. Надеюсь, меня простят, если я немного задержусь на этом.

Вот что говорит Амати в своей книге «Пролегомены к римской библиографии», том I, 1880 года издания: «Рано утром в субботу, облаченные во все белое священники, восемнадцать дьяконов звонили в колокола, и весь народ отправлялся в приходскую церковь. Людей встречал капеллан, одетый в тунику, или рубашку, в венке из цветов корнулы, и держащий в руке финоболу. Это был музыкальный инструмент, представлявший собой согнутую бронзовую трубу с многочисленными колокольчиками. Во главе с капелланом и прислужниками священника вся процессия из простого люда и священнослужителей отправлялась затем в Латран и останавливалась только для того, чтобы подождать папу в сатро lateranense напротив дворца, возле фуллоники, то есть прачечных.

Папа, предупрежденный, что народ прибыл, спускался к месту, где должны были отмечаться laudes choromanie, а этим местом была, кажется, базилика самого Латрана. Тогда каждый архипресвитер со своими священниками и со своими верующими, образуя круг, начинали песнопения. Ego pieces loco deus, bonam horam, затем стихи на латыни и греческом.