Грасе д'Орсе - Язык птиц. Тайная история Европы

Эта смертная казнь заключалась в том, что осужденного приковывали к колонне, на которой древние записывали свои законы и которую они называли таврос, или ставрос. Тогда будущее, то есть дева, которая приходит за нами, переходит в состояние прошлого; неизвестное становится известным; неопределенное определенным; но, в конечном счете, настоящее есть не что иное, как математическая точка, существование которой во времени настолько коротко, что в древних языках, в частности в еврейском, не было слова, которое бы его выражало. Это не более, чем иллюзия моего Я, падающего в пропасть вечности. Человек подобен пассажиру, усевшемуся на передней скамье движущегося по железной дороге поезда; он замечает предметы только тогда, когда они остаются позади, провожает их глазами некоторое время, затем их сменяют другие предметы, которые точно так же, как и первые, вскоре исчезают из его памяти. Если закрыть окно, то он ничем не будет отличаться от мертвеца в гробнице, и ему останется только читать книгу своих воспоминаний.

Именно это чтение и называли адепты Квинты люнель (lunel — lit en elle, самосознание — consience du moi). В геральдике люнель изображалась как лев с самкой вепря (lion avec un laie). На надгробиях эпохи Ренессанса она изображалась в виде женщины, читающей в своей постели (lisant dans son lit). Такой была Квинта, или квинтэссенция, которую представляли в виде ковчега и называли именем андрогина Иеговы. Утверждают, что евреи были материалистами, которые не верили в загробную жизнь. Все как раз наоборот; если они не отвергали жизнь в настоящем, то только потому, что иеговистам, или марабитам, было достаточно открыть дверь вагона или приподнять крышку ковчега, чтобы установить связь своего Я с внешним миром, который им, тем не менее, приносил только страдания, и они не желали ничего кроме того, чтобы поскорее вернуться к прерванным грезам. Это соблазнительное, но принципиально антисоциальное учение они распространили во всем исламском мире, а также пропагандировали его в Испании. Но еще раньше, в VI веке до нашей эры, они импортировали это учение из Месопотамии, где существовал орден ноахидов, учрежденный Фалегом, архитектором Вавилонской башни. Эти каменщики были исключительно лунопоклонниками, строившими свои сооружения таким образом, что в них не попадал никакой свет, кроме лунного. Их пароль был SCJ, и это слово на еврейском читалось как «житель леса», однако на французском оно читается как «разрушитель» (saccage), и адепты Фалега из Месопотамии были ужасными разрушителями. Можно даже установить, что самые общие положения доктрины лунопоклонников нашли свое отражение во всех протестантских течениях, которые воплощали в жизнь известную аксиому: сила выше права. Будьте братьями, или убейте друг друга — этот девиз противоречит учению о квинтэссенции, хотя также является отклонением от солнечного принципа. Первая аксиома основывается на недостатке любви к ближнему, вторая — на излишке этой любви. Нельзя, однако, сказать, что в истории человечества все возвращается к исходному противостоянию лунного и солнечного принципов; французская Революция, основанная на солнечном принципе, должна была дальше продвинуть человечество на пути прогресса, чем основанный на лунном принципе протестантизм Кромвеля и Бисмарка.

Автор пятой книги называет квинтэссенцию энтелехией, или последовательным движением, силой энергии. Это не что иное, как эквивалент автокинемы Платона, или, более коротко, кинейн, движение, душа. Евреи-марабиты и мусульмане Испании называли ее морабакин, то есть возрастающая и созидающая сила. Этим же именем ее называли в финикийских мистериях, о чем сообщают нам вазы надгробий, или коносы с головой мойры, или парки с одной стороны, и с головой быка — с другой. В целом получается moira bou kone, что не имеет никакого смысла на греческом. Однако, эти три слова (boeuf, moira, konos) звучат так же, как и byssa marika, откуда происходит имя Бисмарк, которое на Языке Птиц обозначает ползущую змею, или Ирландию. Три парки — это иероглиф того, что мы называем, собственно говоря, смертью, которая, действительно, представляет собой то неизвестное в будущем, которое постоянно становится известным.

Тот, кто проследовал за мной через весь этот лабиринт, ничуть не удивится, если узнает, что благочестивая Диана Пуатье действительно излечилась от всех болезней и достигла вечной молодости.

Следы этого превращения можно обнаружить в одной восхитительной картине Монтеньи, где он изобразил Квинту в виде Pallas heaulmec, девы-мужчины.

К картине имеется комментарий на еврейском, который представляет собой наибольшую ценность.

ASM. NPS. IA. ОА.

Грех Нефеш (Психеи) испортил ее красоту.

QV.TsQ. ОМ. QTs. ILD.

Союз закона с абстрактом породил то, что заканчивается, в чем и состоит вечное преступление Кварты.

От поругания Девственницы родились все беды и неприятности, которые отравляют наше короткое существование. Это грех Нефеш, Душа мира, закон, дева-мужчина, то есть тот, кто зачинает вечно, не теряя своей девственности. Художник добавляет: Agite, pellile sedibus nostris, taeda haec victorum monstra, virtulam, calitus, ad nos restitutts.

В пятой книге мы видим, что королева Энтелехия лечила все болезни музыкой, как все колдуньи во все времена. Именно поэтому ее называли Поющей королевой, или Кантареной (Chante reine — Cantaraine). На еврейском QN также означает жалобу. Великая исцелительница является, таким образом, не чем иным, как вечной женственностью, непрерывностью. Она пропускает время сквозь решето из белого и голубого шелка.

У нее двадцать два офицера, то есть двадцать две ступени посвящения, по количеству букв в еврейском алфавите. Первые четыре ступени занимали абстракторы, сподизаторы (разжигатели, суфлеры), масситеры (рубщики) и прегусты (дегустаторы). Это четыре ступени кулинаров. Другие восемнадцать ступеней имеют еврейские названия: табахимы, хахамимы и т. д.; перевод этих названий был бы очень скучным; ограничимся лишь замечанием, что ступень табахима можно прочитать как «любовь в ковчеге, или в гробнице», и она изображается на надгробиях ногой женщины и собакой (tibia et un chien). Адепты Квинты верили, что их энтелехия питается трансцендентной метафизикой: ее приказ «табахимы, к Панацее» читается буквально: любовь в ковчеге излечивает все.

Если книга Квинты и не обладает свойственным перу Рабле размахом, то она переполнена различными грациозными безделушками, свидетельствующими о чисто женской изобретательности: «Затем были введены отравленные — она сыграла им другую песенку, и болезнь как рукой сняло. То же самое было со слепыми, глухими, немыми и паралитиками. Все это, естественно, привело нас в трепет: мы пали ниц как бы в экстазе и в восторге от всепоглощающего созерцания и любования тою целебною силою, которая у нас на глазах исходила от госпожи королевы, и не в состоянии были вымолвить ни слова. Так мы все и лежали на полу, пока наконец она не дотронулась до Пантагрюэля красивым букетом белых роз, который держала в руке, не привела нас в чувство и не заставила подняться» (Кн. V, гл. XX).