Альберт Аспидов - Петербургские арабески

В 1951–1952 годах купол Казанского собора был покрыт медью, работы выполнили мастера художественно-реставрационной мастерской под руководством инженера Копейкина. Так купол обрел свой нынешний облик.

Обязаны мы этим Верховному Главнокомандующему в минувшей войне, принесшему своеобразный «дар Подателю Победы». Медный купол Казанского собора как некий памятный знак, связанный с его именем, словно перекликается с рядом стоящими памятниками другим полководцам, отмеченными славной русской историей.

Ночь под Рождество всегда обладала волшебными свойствами: в ее навечерие на улицах всматривались в темнеющее небо, пытаясь обнаружить на нем первую звезду. С ее появлением начинался праздник, и следовали затем полные фантастичности вечера «святых дней», посвященных воспоминаниям о Рождении и Крещении Спасителя, — святок.

Первый день Рождества — 25 декабря по старому стилю — в дореволюционном Петербурге отличался тишиной и спокойствием, на улицах было малолюдно. После всенощного бдения, праздничного богослужения и благодарения за победу над супостатом в 1812 году народ отдыхал, предавался молитвенным размышлениям. Затем следовало разговение за праздничным семейным столом. В это время зажигалась украшенная елка — до нового года оставалось немного времени, меньше недели. Под елкой находили подарки… Так чинно, по-семейному начинались святки.

А с третьего дня праздника столицу преображали традиционные патриархальные рождественские развлечения. Группы ряженой веселой молодежи дефилировали по улицам, заходили в незнакомые дома и квартиры, и никому из хозяев, осажденных незнакомыми людьми, не приходили никакие дурные мысли на их счет. Ряженые пели колядки с добрыми пожеланиями, а хозяева их угощали.

Появлялась в это время и знаменитая «лодочка». Вот как ее описывал современник: «Толпа фабричной молодежи в кумачовых рубахах с пистолетами, кинжалами и саблями изображала эту «лодочку», или «шайку разбойников», имея непременно во главе «Стеньку Разина», и смело стучалась в особнячок какого-нибудь отставного Акакия Акакиевича. Такие «шайки» изображали целую разбойничью феерию с пением, пляской и морским сражением. Разумеется, заблаговременно припрятывались серебряные ложки, но бесплатные гастролеры обычно уходили мирно, довольствуясь рюмкой водки гостеприимных хозяев».

В таинственное вечернее время святок также совершались милые, а подчас и опасные попытки заглянуть в будущее. Для этого существовали испытанные способы. «За ворота башмачок, сняв с ноги, бросали». Спрашивали имя у первого встречного и таким образом узнавали имя будущего жениха. Долго при свечах смотрели в зеркало, ожидая, что в нем появится суженый. Гадали и на подслушанных чужих уличных разговорах у церковных дверей в полночь…

Но постепенно празднование получало все больший, уже столичный размах. У сверкающих грандиозных общественных елок повсюду гремела музыка, ломились от наплыва публики театры и общественные залы. Лихие тройки уносили закутанных в шубы седоков в загородные рестораны…

Список развлечений затем пополнялся высокими ледяными горами, которые устраивались на окраинах, на центральных площадях и на Неве.

Ледяные горы на Неве у Английской набережной. М.Ф. Дамам-Демартре. 1813 г.

Ко времени святок относилась и встреча Нового года. Балы и маскарады следовали непрерывной чередой — в великосветских гостиных, Большом театре, Дворянском собрании, Купеческом собрании, домах Коссиковского и Энгельгардта…

В эпоху Николая I особенным блеском отличались многолюдные новогодние маскарады, устраиваемые в Зимнем дворце. На них приглашались представители всех сословий и национальностей. Разнообразие и богатство одежд поражало. Славились и кондитерские изделия, которыми угощали гостей. В маскарадные костюмы-домино были одеты и придворные, торжественно шествовавшие по парадным залам дворца. Шествие завершалось во вновь построенном здании императорского музеума — Эрмитаже. В испанском зале накрывали столы для членов императорской фамилии, для придворных дам и высших сановников. Тысячи свечей возвышались пирамидами на огромных вазах из ляпис-лазури, составлявших главное украшение этого зала, и освещали великолепные произведения Мурильо, Веласкеса и других испанских живописцев.

Святки продолжались до дня Крещения Спасителя, приходившего на 6 января (по старому стилю). В этот день праздновалось Богоявление. Торжественное богослужение, происходившее в церкви Зимнего дворца, завершалось освящением невской воды в проруби напротив дворца — иордани. Затем здесь освящались знамена. Построенные на Дворцовой площади для крещенского парада войска Петербургского гарнизона принимали знамена, а потом под звуки своих маршей, расходились по городу. Развевались знамена и гремели барабаны. Далеко были слышны звуки серебряных труб золотых эскадронов кавалергардского полка. Вся столица наполнялась музыкой.

Так в Петербурге завершался двенадцатый день святок.

Рождество Христово — тихий праздник. Когда родился Христос, была тихая ночь. Небо было усыпано звездами, а одна большая звезда сияла прямо над колыбелью младенца, которая была простой кормушкой для скота, застланной сеном. Ночь застала роженицу и ее мужа в пути, и они остановились в хлеву. Так что рождение мальчика заметили лишь коровы и овцы, жующие рядом траву, да пастухи, бывшие неподалеку. К утру со своими богатыми дарами подошли всезнающие мудрецы-волхвы. Они пришли издалека, ориентируясь по звезде, которая стала над местом рождения Спасителя мира. Тихо они пришли и так же тихо ушли. Только ангелы продолжали петь свои негромкие рождественские песни на небесах.

Негромко встречал Рождество, в соответствии с таковой особенностью этого события, и Петербург. В предпраздничный вечер все устремлялись в церковь, в первый праздничный день улицы были пустынны, а люди ходили в задумчивости. Фабричные трубы не дымили, станки были остановлены и перья в конторах не скрипели. Но уже на второй день святок начинались гулянья, застолья, балы. Пост был запрещен. Рождественские святки завершались празднованием Крещения Иисуса Христа (6 января по старому стилю). На застывшей от морозов Неве в это время устраивалась иордань — прорубь во льду реки. Это название напоминало об Иордане — священном потоке Палестины, в котором крестился Господь. Так на севере, через ледяную кору реки, доставалась живая, освященная вода.