Альберт Аспидов - Петербургские арабески

— Чем?

— Во-первых, к нашему Новому году все мы остаемся без денег и здоровья, потому что в Рождество тебя общиплет и вся дворня, и все чады и домочадцы. Во-вторых, хочешь встретить Новый год, позаботься загодя, чтобы тебе в ресторане стол оставили. В-третьих, немецкий Новый год ты можешь встречать где тебе угодно и с кем тебе угодно, а свой Новый год встречай со своей домашней кислятиной.

— Хорошо говоришь ты, Василий Семенович!

— Правильно говорю, Платон Андреевич.

— По-твоему выходит, что нам лучше всего сегодня встретить тысяча девятьсот седьмой?

— Я не прочь!

— В «Китае» словно бы неспособно: свои купцы ходят, увидят нас за шампанским — прозвонят.

— Постой, постой, в «Китае» можно и одним чайком побаловать, ну если не одним чайком, то можно бутылочек пять «Шато-Баварии» выпить, а уж из «Китая» закатиться?

— К немцам? Да?

— Где немцы сегодня собираются?

— Больше в «Пальме».

— Ресторан?

— Ресторанчик, но на правах клуба.

— По рукам.

— По рукам.

В десятом часу вечера оба купца были в достаточной степени навеселе и катили на извозчике в «Пальму».

— Платоша! — окликает один.

— Ась?

— Пустят нас?

— Почему нет?

— Масть-то у нас не немецкая.

— Давай-ка по-русски ничего не говорить. Я по-немецки слов двадцать знаю.

— Я — двадцать одно.

— Отлично!

Извозчик остановился у клуба. Оба вошли, разделись и направились к буфетному залу.

— Платон Андреевич, как по-немецки «Новый год»? — спрашивает один у другого шепотом.

— Hey ярь!

— «Яр» — это ресторан.

— A «Hey яр» — Новый год.

— Вы в клуб? — встречает их распорядитель.

— Нах клуб! — отвечает Варзугин.

— Не… Нью… Нью-Йорк встречать! — говорит его приятель.

Попросили купить какие-то билеты и пропустили.

Оба прошли прямо в буфетную и заняли стол.

— Народу порядочно, — вздохнул Золотогубов.

— Говори тише по-русски, заподозрят, выведут.

— Ни-ни!.. Кельнер!

Подлетел официант.

— Шварц кофе, коньяк, ликер!

— Здорово по-немецки говоришь, Василь Семенович! Можно подумать, что ты, вроде, в загранице.

— Я еще много слов знаю! Портер, мадера, рейнвейн. Алкогольные слова тем и хороши, что они на всех языках одинаковы, хлеба по-немецки не можешь попросить, а, например, портвейн — это такое слово, что хоть на краю света произнеси — подадут.

— Однако немцы-то и на людей здесь не похожи.

— Чем?

— Смотри, что ни немец, то трезвый человек! Перед нашим Новым годом об эфту пору уже выносят купцов из-под столов в ресторанах, а здесь полная неприкосновенность общественной тишины и порядка. Даже обидно!

— Подали нам все. Выпьем!

— Идет! Ауф ир гезундхейт!

— Симоне и Гальске, Штоль и Шмидт, Бух и Норблин!

— Здорово по-немецки говоришь!

Купцы чокнулись рюмками и выпили.

— Скажи мне, Платон Андреевич, почему их Новый год на тринадцать дней раньше нашего?

— Чудак, простая штука. Их старый год на тринадцать дней раньше нашего кончается!

— А мне и невдомек. Еще по одной?

— Кто нам запретит?

— Шампанского заказать?

— Скоро одиннадцать часов, заказывай.

— Кельнер!

Официант опять подбежал.

— Мах шампань! Ферште? Ни ферште? Ну, пес с тобой, по-русски закажу. Заморозь парочку!

— Слушаю.

— Василь Семеныч, еще по коньячку?

— Обалдение не нашло бы?

— Ни-ни!.. Ах, немец, волк его забодай: весь трезвый как стеклышко! Ни одного пьяненького не вижу здесь!

— На встречу Нового года ничуть не похоже.

— Давай еще по одной с горя?

— Поехало!..

— Глянь, один немец пошатывается!

— Это у тебя в глазах так.

— Ой, нет! Кельнер!

— Чего угодно!

— Вон тот гость действительно шатается или у меня в глазах качает?

— Они выпивши.

— Да? Урра!! Василь Семеныч, с радости бы выпить надо!

— Надо!

— Будь здоров… А что насчет нашего Нового года, то…

Купец не договорил, ибо склонился головой на стол и заснул. Товарищ наклонился через стол, чтобы растолкать его, но заснул тоже…

Будили их в два часа ночи.

— Нью-Иорк-то немецкий мы и прозевали! — досадовал один.

— Сколько деньжищ встратили, а главный момент продрыхли! — жаловался другой, протирая глаза.

Среди новогодних покупок — елочных игрушек и прочего — может оказаться и маска. Надев ее, мы сразу же становимся другими — как в волшебной сказке. А кто не хочет хоть раз в году прикоснуться к волшебству — к его радостным и безобидным сторонам, разумеется? На юге устраивают карнавалы, где преображения происходят на улицах с шествиями, с плясками, огневой музыкой. На севере это слишком неудобно. Зимой, с ее снегами и вьюгами, для ряженых развлечений куда удобнее собираться в хорошо протопленных залах.

Время для маскарадов начиналось в конце декабря, когда с наступлением Рождества заканчивался многодневный пост и начинались рождественские празднества, переходящие затем в новогодние.

Маскарад пришел к нам в XVIII веке из Европы. В молодой столице среди ее молодого (и не очень молодого) населения эти веселые собрания с переодеваниями, танцами, забавными интригами и приключениями собирали большое количество желающих хоть ненадолго побыть таким, каким представляешь себя в тайных мечтах. «Диана в обществе могла оказаться Венерой в маскараде».

В галантном XVIII веке самые дерзкие мечты могли стать реальностью. Попасть «в случай», «в счастье» — не раз это начиналось с маскарадных встреч, интриг. Как сказал позже Лермонтов:

Отправляясь на маскарад, надевали одежду, характерную для задуманного образа (а не такую, по которой можно было догадаться о твоем социальном положении, звании). Маской закрывалась верхняя часть лица, и оставался открытым рот — для улыбок, гримасок, дарения поцелуев и остроумных бесед.

Приехавший на маскарад становился просто «маской» — обращавшейся на «ты» и принимавшей такое обращение. «Маска, я тебя знаю», — с этой фразы часто начинались приключения, имевшие разную продолжительность и последствия. Не здесь ли рождалась артистичность наших бабушек и дедушек, затем передававшаяся и становившаяся частью национального характера и даже облика (что замечали навещавшие время от времени Петербург иностранцы)?

Особенно процветали маскарады в эпоху правления женщин. Любившая костюмированные балы императрица Елизавета Петровна устраивала их в большом зале деревянного Зимнего дворца, построенного ею между Мойкой и Малой Морской улицей.

Костюмированный бал. Литография И. и Н. Вдовичевых