Альберт Аспидов - Петербургские арабески

«Я вспылил, — давал объяснение Мартынов следствию, — и спустил курок». Раздался выстрел.

Здесь все было против правил. После счета «три» — нельзя было ни стрелять, ни отдавать команды на выстрел. Надо было просто развести дуэлянтов. Может быть, еще два раза свести их к барьеру. И при дальнейшем отказе стрелять друг в друга — идти и пить шампанское.

Лермонтов упал как подкошенный. Пуля пробила ему легкое и сердце, и он не смог ничего сказать.

С печального места дуэли Алексей Столыпин унес с собой свой кухенрейтер № 2 — пистолет с нарезным стволом, из которого был поражен Лермонтов. По заказу Столыпина, живописец Шведе снял портрет с убитого поэта. Пистолет и портрет он повесит на стене над своей кроватью.

После кончины Алексея Аркадьевича (в 1858 году) они перейдут к брату его, Дмитрию. У Дмитрия Аркадьевича оказались и рисунки, вещи, бумаги Лермонтова. Многое он передал в Лермонтовский музей, образованный при Николаевском кавалерийском училище (бывшая Школа юнкеров). Рукопись поэмы «Демон», привезенную Лермонтовым в Петербург и здесь им исправленную, Д.А. Столыпин передал для публикации в Карлсруэ. Это произошло в 1857 году. В России поэма не могла появиться в полном объеме по цензурным соображениям.

Дмитрию Аркадьевичу предстояло прожить еще долгую жизнь, наполненную трудами и исканиями. Он остался в памяти современников как философ и экономист. Скончался в 1893 году.

Известный своими победами на Кавказе, фельдмаршал князь А.И. Барятинский любил иногда в дружеской беседе похвалиться некоторым свойством своего характера — твердостью воли, которую не сумел в свое время поколебать «сам государь, и какой еще государь!». Князь Александр Иванович имел в виду Николая I. Так что же это был за случай, при котором и Николай I не сумел привести в повиновение князя, еще задолго до того, как последний пленил имама Шамиля?

Начало жизненного пути фельдмаршала Барятинского и поэта Михаила Юрьевича Лермонтова были схожи. Выполняя выраженную в завещании волю своего мужа, княгиня Мария Федоровна стала готовить сына к гражданской службе — определила его в университет. Такую же судьбу для своего любимого внука Мишеньки прочила и его заботливая бабушка Елизавета Алексеевна. Однако после встречи со своими блестяще выглядевшими родственниками-гвардейцами — конногвардейцем Свистуновым в первом случае и лейб-гусаром А.Г. Столыпиным во втором — молодые люди категорически возжелали поступить в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Учиться в этой школе им довелось вместе: Барятинский был в девятом выпуске, а Лермонтов — в десятом.

После получения первого офицерского чина каждый из них вскоре отличился на своем поприще.

Князь Александр прославился своими шалостями, кутежами и романтическими приключениями. Тогда однокашники часто встречались в тесном товарищеском кругу. Об одной из таких встреч, бывшей у князя Трубецкого, сохранились воспоминания: Лермонтов там высказал мысль, что «что человек, имеющий силу для борьбы с душевными недугами, не в состоянии побороть физическую боль… Барятинский тогда, сняв колпак с горящей лампы, взял в руки стекло и, не прибавляя скорости, тихими шагами, бледный, прошел через всю комнату и поставил ламповое стекло на стол целым; но рука его была сожжена почти до кости, и несколько недель носил он ее на привязи, страдая сильною лихорадкою». А однажды в компании переодетых молодых кавалергардов Барятинский испортил торжественное празднование дня рождения нелюбимому командиру кавалергардского полка Гринвальду, который тот отмечал на своей даче на Каменном острове. О скандале этом долгое время говорили в столице.

Что же касается Михаила Лермонтова, то он написал взбудоражившие город стихи на смерть погибшего на дуэли поэта, обвинив в случившемся придворное общество. Вследствие таких проступков эти возмутители спокойствия были переведены из столичного гарнизона в части действующего на Кавказе корпуса.

Князь Барятинский возглавил там сотню кубанских казаков. В пылу рукопашного боя с горцами он был тяжело ранен ружейной пулей в бок. Пуля засела глубоко в кости и до конца жизни не была извлечена. Александр Иванович был произведен в поручики и награжден за храбрость золотой саблей. Все прежние грехи князя были забыты. Он вернулся в Петербург для поправления здоровья и был назначен состоять при наследнике. В.А. Инсарский вспоминал о том, каким он видел в это время князя Александра Ивановича на «блистательных некогда балах дворянского собрания»: «Молодой человек, несколькими годами только постарше наследника, беспримерно стройный, красавец собой с голубыми глазами, роскошными белокурыми вьющимися волосами, он резко отличался от других, составляющих свиту наследника, и обращал на себя всеобщее внимание. Манеры его отличались простотой и изяществом. Грудь его положительно была осыпана крестами».

Однако Барятинского манил к себе Кавказ. Он тщательно знакомился со всей литературой, посвященной этим краям, отличился в знаменитой экспедиции к аулу Дарго — резиденции Шамиля. А в 1847 году был назначен командиром Кабардинского полка и оставил Петербург для штаб-квартиры в Хасавюрте. К великому сожалению придворного общества.

Что же касается Михаила Юрьевича Лермонтова, то его Нижегородский драгунский полк, квартировавший в Кахетии, в военных экспедициях тогда не участвовал, и прапорщик воспользовался этим для поездок по Кавказу, затем запечатленных в стихах, прозе и многих рисунках. Потом, вследствие хлопот бабушки и по ходатайствам графа Бенкендорфа, он тоже был возвращен в Петербург. В январе 1839 года корнет лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов был приглашен в «собственный Его Величества» Аничков дворец по замечательному поводу: в дворцовой церкви венчался его двоюродный дядя Алексей Григорьевич Столыпин — тот самый, по совету которого юный поэт определился в юнкерскую школу и которого считал своим старшим братом. Невестой была блиставшая на великосветских балах красавица Маша Трубецкая, любимица всего царского семейства.

Об этом событии императрица Александра Федоровна писала своему сыну-наследнику: «Самая свежая и поразительная наша новость — Маша Трубецкая выходит замуж за гусарского офицера Столыпина… Ему 32 года, он красив, благовоспитан, хорошо держится, добр и очень богат, чем тоже не следует пренебрегать. Они купаются в блаженстве… Это была просто прелестная свадьба. Жених и невеста… восхищенные родственники той и другой стороны. Мы, принимающие такое участие, как будто невеста — дочь нашего дома…»

Это великосветское событие, столь взволновавшее царствующих особ и коснувшееся поэта Лермонтова, прошло тогда мимо забот князя Барятинского, сопровождавшего в это время наследника в его путешествии по Европе. Но события развивались дальше. Десять лет спустя, в 1847 году, полковник А. Г. Столыпин, будучи в Саратове, во время холерной эпидемии заразился этой страшной болезнью и скоропостижно скончался, оставив после себя молодую вдову и малолетнего сына Николая (прозываемого Булькой). При этих обстоятельствах императрица Александра Федоровна и ее венценосный супруг вспомнили о неженатом командире Кабардинского полка Барятинском, который тоже был красив, благовоспитан и, вместе с тем, очень богат. Князь Александр Иванович как старший сын в древнем роду Барятинских обладал наследственным нераздельным имением (майоратом), включавшим в себя обширнейшие владения в Курской губернии и особняк в Петербурге на Сергиевской улице. Этого было бы достаточно, чтобы обеспечить привычный образ жизни для блистающей в высших сферах столицы прелестной вдовы Марьи Васильевны, урожденной княжны Трубецкой.