Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Еще при Валуеве целый ряд цензурных взысканий. Их получают и издания, далеко не прогрессивные («Голос», «Весть», «Московские ведомости», «Отечественные записки», «День»). Таким образом, доставалось всем. Преследование Краевского за публикацию статьи Острикова «Остзейский край со стороны религиозной нетерпимости». В ней шла речь о преследованиях в Прибалтике раскольников. Цензурное ведомство сочло статью «восстанием против правительства», потребовало ссылки Краевского в каторжные работы. Судебная палата не согласилась с такой оценкой происшедшего. По протесту прокурора дело передано в Сенат, который приговорил Краевского к двухмесячному аресту на военной гауптвахте (10–12, 412-13). Никитенко о толках по поводу суда над Краевским: одни не находят его виновным, другие считают, что он заслуживает штрафа в 25 рублей; Валуев «потерпел жестокое поражение»; общий голос против него и его чиновников (14).

После назначения министром просвещения Толстого положение меняется: Д. Толстой всё более покровительствует Каткову. По словам Никитенко, первые шаги Толстого в роли министра производят странное впечатление; всем давно было известно, что он благоговел перед «Московскими ведомостями»; теперь же речь идет о сыновьей почтительности, безусловном авторитете Каткова. Но все же положение «Московских ведомостей» было не завидно. Толстой покровительствовал им, как мог, но министром внутренних дел до 68 г. оставался Валуев, с которым у Каткова были, вежливо выражаясь, весьма сложные отношения. Никитенко записывал в дневник: Домоклов меч повис над «Московскими ведомостями»: Валуев, по высочайшему повелению, подал в Комитет Министров записку о всех противоправительственных статьях, которые в них были помещены в разное время. Члены Комитета, знающие какой безнаказанностью пользовались «Московские ведомости», задали резонный вопрос: с какой целью внесена записка, не предусматривающая принятия каких-либо мер. Валуев отвечал, что по высочайшей воле, а меры будут приняты администрацией. Тем не менее в резкую полемику с газетой Каткова Валуев в конце 60-х гг. предпочитал не вступать, «подкусывая» ее при любом удобном случае.

После свидания Каткова с царем, победы его над Валуевым, отношения редакции «Московских ведомостей» с цензурой продолжают оставаться не безоблачными: то дождь, то солнце. В 1870 г. Никитенко пишет: «Московские ведомости» получили предостережение, последнее; вероятно их прекращение; месяц назад они найдены невинными и полезными; издатели, видимо, сами откажутся от издания. Далее: Прочел статью «Московских ведомостей», за которую дано предупреждение, и не понимаю, за что, разве за одно место о существовании в Петербурге польского жонда; но ведь об этом много писано и говорено. Предостережение за превратное изображение деятельности правительства и положения дел в отечестве. Удивителен ответ «Московских ведомостей», полный извинений и покаяния, не соответствующий их характеру; не дано ли знать редакторам, чтобы они не смущались, продолжали так же, только в более умеренном тоне (165). В комментариях указывается, что после «покаяния» Каткова правительство рекомендовало III Отделению (А. Л. Потапову) относится к нему более благожелательно. Тем не менее в 71 г. газета Каткова получает второе предостережение, за то, что в ней справедливо, с точки зрения Никитенко, указывалось на сепаратистские стремления остзейских немцев, но, как обычно, в резком тоне (201). Тон издателя «Московских ведомостей» не смягчается и далее. В 72 г. Никитенко пишет: Катков до последней крайности противодействует всему, что было сделано хорошего, как бешенный бросается на новые суды, на общественное мнение, на всех, кто не разделяет его классических проектов, во всем видит преступление, измену, нигилизм; некоторые перестали выписывать и читать «Московские ведомости»; многие полагают, что по их доносу запрещен «Голос»; так считает и Краевский (слухи о запрещении «Голоса» не соответствовали действительности; он продолжал выходить до 84 г.; однако, в цензурные передряги попадал он нередко, и Катков к этому неоднократно «руку приложил» — ПР ).

Нелегко сложилась и судьба «Санкт-Петербургских ведомостей», одной из старейших российских газет, выходившей с 1728 г. при Академии Наук, которая передавала в аренду право издания в разное время разным лицам. С 1863 г. «Санкт-Петербургские ведомости» редактировались В. Ф. Коршем, относительно прогрессивным журнальным деятелем, превратившим газету в либеральное издание. Она выступала сторонницей реформ, вела полемику с реакционной периодикой, прежде всего с «Московскими ведомостями» Каткова. В газете печатались прогрессивные материалы, сотрудничали литераторы демократического толка. «Санкт-Петербургские ведомости» ратовали за свободу слова, критиковали правительственную цензурную политику. Заметную роль играл в газете А. С. Суворин, в те времена далекий от более поздней реакционности, во многом разделявший демократические воззрения. Под псевдонимом Незнакомец Суворин регулярно печатал в «Санкт-Петербургских ведомостях» фельетонное обозрение «Недельные очерки и картинки», затрагивающее в оппозиционном тоне ряд общественных вопросов. Содержание газеты свидетельствует, что демократическим изданием она в полной мере не стала, что ее критика не выходила за рамки либерализма. Редакцию, иногда смыкавшуюся с позицией «Современника», в целом пугала и отталкивала революционно-демократическая идеология. По нашему мнению, оценка «Санкт-Петербургских ведомостей» периода редактирования их Коршем в библиографическом сборнике «Русская периодическая печать (1702–1894)» М., 1959 несколько завышена. Но нельзя не признать, что стремление сохранить некоторую независимость и честность, бороться за соблюдение хотя бы тех законов, которые имелись, писать хотя бы относительную правду приводило редакцию на каждом шагу к столкновениям с властями. Особенно по вопросам о свободе слова, о цензуре. Газета пользовалась успехом, приобрела репутацию либерально-демократического, оппозиционного издания. Это и определило её судьбу.

Уже в конце января 63 г. один из публицистов, К. Арсеньев, отмечал в своем дневнике: «Корш был призываем сегодня к Блудову, который изъявил ему неудовольствие за направление СПб. В и грозил даже отнять их у него» (1150). А газета-то в это время выходила под редакцией Корша всего один месяц и Блудов был отнюдь не самым мракобесным сановником. Так оно и пошло. В январе 64 г. особенный скандал вызвала передовая, запрещенная цензурой. В архиве сохранилось специальное дело «О предназначавшейся к помещению в С. — Петербургских ведомостях 11 января 1864 г. передовой статье». В этой небольшой статье вновь затрагивался вопрос о положении журналистики вообще, «Санкт-Петербургских ведомостей» в частности. Цензура не пропустила статью, но дело этим не ограничилось. Валуев решил, что сама попытка такой публикации заслуживает серьезного наказания. Он писал Петербургскому цензурному комитету: «Хотя означенное извлечение, как несогласное с ныне действующими цензурными правилами, и было запрещено цензором, тем не менее, принимая во внимание самый факт доведения до сведения цензурного управления намеренья напечатать статью, заключающую в себе прямое оскорбление как цензурных учреждений, так и правительства вообще, я, согласно заключения Совета, поручаю комитету предварить редактора С. Петербургских ведомостей, г. Корша, что при повторении подобного поступка он неизбежно подвергнется лишению права быть редактором повременного издания, как лицо, не внушающее доверия» (1155). Таким образом, уже в начале 65 г. поставлен вопрос об отстранении Корша от редактирования.