Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
- Название:Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры краткое содержание
Курс «Из истории русской, советской и постсоветской цензуры», прочитан автором для магистрантов и докторантов, филологов Тартуского университета, в 2001–2003 годах.
Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В период перестройки, когда переоценивались почти все прежние советские кумиры , во многом изменяется и восприятие Котовского. В его биографии находят эпизоды, рисующие его не в столь уж светлых красках. Некоторые утверждают, что погиб он в пьяной драке, во время разгульной пирушки, что убежденным коммунистом, большевиком, сторонником социализма он никогда не был. Против такого очернения облика Котовского выступает его сын, человек уважаемый, ведущий сотрудник института востоковеденья РАН, крупный индолог Григорий Григорьевич Котовский. Он называет своего отца Робин Гудом революции и отвергает нападки на него. Позиция его понятна: сын так и должен поступать (даже сын Берия выступал с защитой своего отца). Но его доводы не всегда кажутся убедительными.
Наконец следует иметь в виду еще одну версию. За границей довольно давно, в тридцатые годы, вышла книга Р. Б. Гуля «Котовский, Анархист-маршал» (Нью-Йорк, Мост, 1975. Книга есть в интернете). Автор книги — белоэмигрант, враждебный советской власти, но относящийся к Котовскому в высшей степени положительно. Не случайно о книге с большой симпатией упоминает сын Котовского, указывая с одобрением на то, что даже белоэмигрант восхищается Котовским и издательство «Молодая гвардия» хорошо сделало, выпустив книгу, опубликованную еще в тридцатые годы на Западе. Книгу Гуля нельзя назвать исторической. Это скорее приключенческая беллетристика, довольно увлекательная, изображающая героя в духе романтических разбойничьих баллад. И конечно же ориентированная на образ Робин Гуда. Большое внимание в ней уделяется любовным историям Котовского. Использовано здесь и множество легендарных рассказов о Котовском, которые, вероятно, отчасти слышал Гуль, а отчасти и сам сочинил. Котовский в книге явно романтизирован и героизирован.
Воспринимать книгу как реальную историю жизни Котовского никак нельзя. Но есть в ней одно достоинство, которого нет ни в официальной версии, ни в очернительских оценках. Гуль передает тот дух разгульной вольницы, стихийного свободолюбия, протеста, бунта, неприятия дореволюционного порядка (и всякого жесткого порядка, в том числе послереволюционного), который был характерен для Котовского. Этот дух связан сплошь и рядом с уголовщиной, с разбойничьим началом, с насилием, пролитием крови, но нередко и с проявлением своеобразной удали, героизма. Его отразил и И. Э. Бабель в своей «Конармии». В двадцатые годы содержание книги Бабеля вызвало резкую критику, в том числе Буденного. Цензура крайне отрицательно отзывалась о ней. Начальник Главлита писал в ЦК коммунистической партии «Красноармейцы выведены автором грабителями <���…>мародерами и насильниками <���…> многие бойцы настроены упаднически и не верят в победу <���…> Книга не представляет художественной ценности» (Блю м³. с.44). Такой изображена Гражданская война и у других авторов, многие из которых позднее были репрессированы. Такой она была и на самом деле, определяя и действия Котовского, его поступки. Вероятно, Гуль прав, утверждая, что они не умещаются в рамки советской официальности. Может быть, оттого Котовского и убили.
По словам Гуля, конница Котовского — лихие «разбойничьи полчища», «разбойная бригада», «та же бандитская запорожская сечь». «По пестроте, по отчаянности, по ''аромату этого пестрого букета'', вряд ли даже наполеоновская кавалерия Мюрата могла бы соперничать с советской кавбригадой, оглавленной разбойничьей фигурой Григория Котовского». Смесь получалась невообразимая: в ней и блатная «братва», и «красиво-революционное окружение», и бывшие полковники, ротмистры, поручики; «вместе с прошедшими всю войну красными партизанами смешались белые казаки-деникинцы, шкуринцы (солдаты генерала Шкуро — ПР ), военнопленные мадьяры, немцы, неведомые беглые поляки». Они не прочь пограбить, но не так, как «буденовцы» — «виндидуалисты», как их называет командир полка Криворучко: «кто нашел, тот и тащи! А у нас — круговая порука, пользуйся, но общей кассы не забывай!». Котовский знает нравы «своей банды» и разрешает «грабануть“ — богатых <���…> И дань грабежа складывалась в общую кассу кавбригады», но за грабежи мещан, крестьян, местных евреев расстреливал беспощадно; «странная конница из полубандитов, солдат-командиров, старых офицеров, уголовников»; она седлала коней, шла в бой за боем и одерживала победы. Котовский умел держать свою «шпанку» в узде. Он был для нее всем: командиром, верховным судьей, вождем. Занятая его войсками территория — не советская страна, а своеобразная республика «Котовия», с «президентом Котовским» во главе. Котовский противопоставляется не Махно, а Буденному. Тот, инспектор Красной конницы, «перебродил», стал послушным, «верен генеральной линии партии», «близок Кремлю», а Котовский в сорок лет еще продолжает «бродить», неугомонен, анархичен. Им недовольны в Москве из-за «атмосферы» во втором корпусе, «где не растет марксизм, необходимый коммунистическому войску». В нем все «растет в легенде партизанщины и вольницы“, как будто бы 300 лет назад, на челнах Стеньки Разина. Бойцы не хотят называть себя красноармейцами. Это для них оскорбительно: “ — Не красноармейцы мы, а котовцы. — Какие мы коммунисты? Коммунисты сволочь, мы — большевики». Речи самого Котовского «не коммунистические»; о них с неудовольствием отзываются одесские подпольщики-коммунисты. Его трудно взять «в клещи политического аппарата». Подчиненные его всё делают беспрекословно, но, «как только зовут на доклад о международном положении, о немецком пролетариате, о предательстве Макдональда», пишут рапорты, что не могут прийти, так как у их кобыл сап. Вероятно, и в этих описаниях Гуль многое придумывает. Но они все же значительно вернее официальной версии.
Итак, судя по всему, Григорий Котовский родился в 81 году в селе Ганешти (есть и другие написания: Ганчешти) Бессарабской губернии, в семье механика винокуренного завода. Жили небогато. В семье пятеро детей. Согласно легенде, упоминаемой сыном Котовского, дед отца принадлежал к старинному польскому аристократическому роду, участвовал в национальном движении. Разорился. А его сын, отец Котовского, переехал в Бессарабию и устроился механиком на завод, записавшись в мещанское сословие. А мать? Молдаванка? Она умерла, когда Котовскому было три года. Сам Котовский окончил двухклассное народное училище и поступил в Кишиневское, реальное. Был изгнан оттуда за «плохое поведение». Что скрывается за этой формулировкой? Можно предположить, что за социальный протест. А, возможно, просто за хулиганство. Позднее Котовский учился в сельскохозяйственной школе (1896–1900), затем работал то ли управляющим, то ли практикантом в каком-то из помещичьих имений. Говорится, что в 02–03 гг. он вступался за батраков и арестовывался за это, но конкретных сведений не приводится. Гуль рассказывает романтическую историю взаимной любви красавца и силача Котовского и жены хозяина, князя. Избиение Котовского челядью князя, узнавшего о неверности жены, месть князю, убийство его, по Гулю, послужили началом социального протеста Котовского. Он становится просто-напросто грабителем, набрав шайку сподвижников. Позднее Котовский говорил обтекаемо-неопределенно, что его протесты «выливались в стихийные неорганизованные формы».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: