Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Подобные погромы происходили и в биологии, отчасти в точных науках. И электричество, и радио, и воздухоплавание, и всё остальное — именно русские выдумали. Везде только российские приоритеты. Ироническая поговорка: «Россия — родина слонов». Такое случалось и прежде, но не столь концентрированно и зловеще.

Во второй половине 90-х гг. вышла книга С. Э. Шноля «Герои и злодеи российской науки» (см библографию). Автор — биохимик и биофизик. Книга основана на личных впечатлениях автора и на архивных материалах. В ней хорошо показано, как, воюя за «приоритеты», руководство страны губила подлинную науку, расправлялась с крупными учеными, известными и ныне забытыми. Прежде всего речь идет о биологии, но и не только о ней. Ряд трагических судеб. Николая Вавилова, крупнейшего биолога, генетика, собравшего уникальную коллекцию зерновых (250000 образцов). Вавилов арестован, приговорен к расстрелу. Страшные пытки. В начале 43 г. умер от голода в Саратовской тюрьме. Биофизик, генетик Н. В. Тимофеев-Ресовский («Зубр» Гранина). Туполев. Королев. Им еще повезло . Остались живыми. Отделались годами тюрьмы и лагерей, «туполевских шарага» (см. «В круге первом“ Солженицына).

До сих пор ощущается непоправимый вред, нанесенный властями стране, ее экономике, науке. Достаточно вспомнить истории с кибернетикой, генетикой и многими-многими другими. Никакие шпионы, диверсанты, вредители не могли бы нанести такого вреда. В эстонской “ Неделе» (28 декабря 2001 г.) перепечатана из «Огонька» статья Александра Никонова «О сумасшедшем Циолковском, несчастном Гагарине и о многом-многом другом». В ней рассказывается об ученом Г. М. Салахутдинове, разоблачающем разные мнимые российские приоритеты. По его словам, происходит фальсификации всей истории русской науки. Ученый, о котором идет речь в статье, может быть, в отдельных случаях, не совсем точен, допускает «перехлесты», но в целом его утверждения звучат весьма убедительно. Всем людям моего поколения знакомы такие «открытия». А уж в области искусства, литературы всегда «мы впереди планеты всей». Это сказывалось в оценке и современного, и классического, дореволюционного искусства.

Антисемитские тенденции на уровне государственной власти стали усиливаться задолго до конца 40-х гг. Еще осенью 42 г. управление агитации и пропаганды ЦК докладывает, что в искусстве преобладают «нерусские люди» (преимущественно евреи). Управление сомневается в необходимости работать им в Большом театре… (называются имена видных мастеров искусства). В октябре 43 г. известная аристка Раневская не утверждена на роль в фильме «Иван Грозный», так как «семитские черты у Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах». О необходимости очищения культуры от евреев неоднократно пишет начальник Управления пропаганды и агитации Александров. Антисемитские тенденции усиливаются по мере укрепления «русской идеи», выдвижения на первый план национального, русского . После войны они постепенно превращаются в государственную политику. Заместитель министра государственной безопасности М. Рюмин отмечал, что с конца 47 г. в работе его ведомства «началась отчетливо проявляться тенденция рассматривать лиц еврейской национальности потенциальными врагами советского государства» (Яков208).

10 декабря 48 г. — выступление Фадеева в Ленинграде, в котором ни слова не говорилось о недостатках в литературной критике. Вернувшись в Москву, Фадеев меняет позицию. По словам Борщаговского, Сталин присутствовал на премьерах пьес А. Сафронова и А. Сурова в МХАТ и Малом театре. Вряд ли он от них в восторге, но досидел до конца, ушел, не хлопнув дверью, а авторы всюду стали распространять слухи об одобрении Сталина. Получалось: ставятся хорошие пьесы, а злодеи — театральные критики нападают на них. Центр кампании перемещался. К тому же авторы пьес были, в основном, не евреи, да еще махровые антисемиты, официальные патриоты и пр. («Суровый Суров не любил юдеев…»), а театральные критики — евреи. Фадеев и Шепилов вели сложную игру: кто лучше сможет угадать намерения Сталина. Борьба с космополитами могла обернутся для того и другого и вредом, и пользой. Решили все же ударить по театральной критике (Гром 433). В такой атмосфере театральные критики оказались весьма удобным объектом репрессий. Среди критиков было много евреев. 23 января 49 г. Шепилов докладывал Маленкову о выборах в бюро секции критики Всесоюзного театрального общества, о засилье там евреев (Гром434). В приложении к докладу предлагался проект Постановления ЦК «О буржуазно-эстетских извращениях в театральной критике». Кремлевское руководство не сочло нужным дополнять редакционную статью «Правды» особым Постановлением. Шепилов покаялся Сталину, признав, что УПА не проявило расторопности (Гром 434). Постановление не приняли по ряду причин: вопрос был скользким, мог обернуться по-разному. В воспоминаниях Симонова сообщается, что Фадеев начал кампанию, сперва без упора на театральную критику, потом повернул ее, так как среди драматургов мало евреев, потом сам испугался возможных последствий. Симонов уверяет, что Фадеев, возможно, не думал о национальности гонимых критиков, что потом он мучился угрызениями совести (Гром435). Да и близости Фадеевa, Симоновa с софроновско-суровской группировкой ярых антисемитов не было («Зато ему не доверял Фадеев» — о Сурове). Любопытно, что эта группировка, хотя и антисемитская, умело использовала испуг отдельных писателей-евреев, заботившихся о спасении собственной шкуры. Так перед партсобранием в ССП, перетрусивший писатель Я. Варшавский, сам «космополит», послал в ЦК обширное письмо, заверенное секретарем СП Софроновым, т. е. согласованное с ним. В нем содержались выпады не только против критиков-евреев, но и против Агитпропа: тот-де недоволен решением пленума писателей, осуждающим театральных критиков. В письме содержался и донос на Фадеева, в связи со спектаклем по «Молодой гвардии», и нападки на Симонова, и клеветнические сведения об «антипатриотической подпольной еврейской группе», собирающейся в ресторане «Арагви» (Гром-435-6). Письмо Варшавского не было исключением. Появился ряд статей так называемых «дрессированных евреев», поддерживающих антисемитскую травлю. Власти были довольны, но конкретных действий не предприняли, критиков — космополитов не арестовали (не было приказа Сталина), да и руководство ГБ не заинтересовано в судебном процессе (получилось бы, что «органы» прозевали создание контрреволюционной организации). К «безродным» отнесли и некоторых русских, а обличали их и некоторые евреи. «Всё смешалось…». Тем не менее, и русская, и еврейская творческая интеллигенция в большинстве травлю не поддержала (Гром 438).